Предлагаем вниманию читателей главу из книги Александра Трофимова «МАТЕРЬ ВСЕХ ЖИВУЩИХ. Святые и праведные жены Ветхого Завета», посвященную ветхозаветным праведницам Руфи – праматери Господа Иисуса Христа, и ее свекрови Ноемини.
Тех, кому интересна эта тема, просим оказать материальную помощь для издания этой книги, которую давно ожидают наши православные и не только православные женщины…
Глава 12
РУФЬ. НОЕМИНЬ
Во времена правления Судей Израиль был близок к анархии. Закон Бога во многих случаях забывали и следовали ему лишь время от времени в тех местах, где появлялся благочестивый судья, становившийся духовным и политическим лидером. Жизнь Самсона, равно как и некоторых других судей израильских, ясно показывает, до какого религиозно-нравственного падения дошел народ израильский в Земле Обетованной.
Вся история израильского народа в период судей являет печальный перечень постоянных заблуждений, беззаконий и идолопоклонства с неразлучно следовавшими за ними бедствиями. Даже в жизни самих судей пороки часто берут верх над добродетелями, и злые вожделения заглушают робкий голос совести и сознания долга.
Среди избранного народа почти совсем забыта была истинная религия и на место ее явились суеверия, распространявшиеся разными бродячими, беспутными левитами. Безнравственность сделалась настолько всеобщей, что прелюбодейное сожительство считалось обычным делом и как бы заменяло брак, а в некоторых городах развились даже такие гнусные пороки, которые некогда навлекли на Содомское пятиградие страшный гнев Божий.
Внутреннее безначалие и всеобщее самоуправство довершают картину жизни израильского народа «в те дни, когда у него не было царя, и когда каждый делал то, что́ ему казалось справедливым» (Суд. 21, 25). В подтверждение всего этого Книга Судей, приводит несколько поразительных случаев и событий, ярко характеризующих религиозно-нравственное и общественно-государственное состояние народа в это время. Приведем один подобный случай.
«В те дни, когда не было царя у Израиля» (Суд. 19, 1), один левит, ездивший в Вифлеем за своей сбежавшей от него наложницей, возвращался домой, и по пути остановился с ней на ночлег в город Гиву, в колене Вениаминовом. Но когда он нашел приют в доме одного старца, развратные жители города совершили нападение на этот дом и потребовали у хозяина выдать им левита-странника для удовлетворения своих гнусных похотей. Хозяин заступился за своего гостя. «Вот у меня дочь девица и у него наложница,– говорил он развратной толпе,– выведу я их, смирите их, и делайте с ними, что вам угодно; а с человеком сим не делайте этого безумия. Но они не хотели слушать его» (Суд. 19, 23–24). Тогда левит вывел свою наложницу на улицу и грязная чернь «ругалась над нею всю ночь до утра» (Суд. 19, 25), и к утру она найдена была мертвой у порога дома. Тогда левит разрубил труп несчастной женщины на двенадцать частей и разослал их во все колена Израиля с известием о случившемся злодеянии. «И всякий видевший это говорил: не бывало и не видно было подобного сему со дня исшествия сынов Израилевых из земли Египетской до сего дня» (Суд. 19, 30).
Страшное негодование распространилось по всей земле, и отовсюду стали собираться воины для наказания злодеев. Собравшись в городе Массифе, они потребовали от колена Вениаминова выдачи преступников, чтобы предать их смерти и таким образом «искоренить зло из Израиля» (Суд. 20, 13). Но вениамитяне отказали в этом, и тогда началась братоубийственная война. Израильтяне овладели городом Гивой, преступный город разрушили до основания, истребив и все соседние города со всем их населением и богатством. 50100 сынов Вениаминовых пало в битве, и осталось только 600 человек, спасшихся бегством на пустынную гору Риммон, где они и оставались четыре месяца.
Когда чувство мщения было удовлетворено, и пыл негодования остыл в израильтянах, они ужаснулись тому, что совершили, и, собравшись в Доме Божием, начали горько плакать: «Господи, Боже Израилев! для чего случилось это в Израиле, что не стало теперь у Израиля одного колена?» (Суд. 21, 3). Принесены были жертвы всесожжения в знак примирения, и тогда решено было позаботиться о восстановлении погубленного колена. Но в гневе они поклялись не отдавать своих дочерей в замужество преступному колену. Чтобы выйти из затруднения, они воспользовались неверностью жителей города Иависа Галаадскаго, отказавшихся принять участие в общенародном деле наказания виновных, и в наказание за это истребили их всех кроме четырехсот девиц, которых и отдали в замужество оставшимся в живых вениамитянам…
Тогда, успокоившись за судьбу двенадцатого колена, израильтяне разошлись по домам каждый в удел свой. «Тогда не было царя у Израиля, заключает повествователь эту печальную историю; каждый делал то, что ему казалось справедливым» (Суд. 21, 25)
***
Как ни мрачна была эта эпоха в истории израильского народа, но в ней встречаются и светлые стороны, показывающие, что свет истинной веры и добродетели еще светил в этой ужасающей нравственной тьме, хотя лучи его, в посрамление самим израильтянами иногда исходили от ненавистных для них хананеев. К этому именно времени, к концу периода судей, относится история Руфи, получившей впоследствии громадное значение для истории не только избранного народа, но и всего человечества. Среди кровавых событий, ознаменовавших времена судей, эта история представляет светлый луч истинной добродетели и законности среди тьмы преобладающего развращения и беззакония.
«В те дни, когда управляли судьи, случился голод на земле. И пошел один человек из Вифлеема Иудейского, со своею женою и двумя сыновьями своими, жить на полях Моавитских. Имя человека того Елимелех, имя жены его Ноеминь, а имя двух сыновей его Махлон и Хилеон; они были Ефрафяне из Вифлеема Иудейского. И пришли они на поля Моавитские, и остались там» (Руф. 1, 1–2).
Вифлеем значит «дом хлеба», что отражает плодородие его полей и садов. Но даже в Вифлееме население пострадало от голода, и этот голод вынудил одну семью временно уйти «на поля Моавитские».
Если смотреть из Вифлеема на восток, то на горизонте, за Мертвым морем, можно увидеть горы Моава. Страна близкая географически, но отнюдь не дружественная израильтянам. Моавитяне были потомками Лота (Быт. 19, 37), а значит, дальними родственниками Израилю, однако они не проявили дружелюбия, когда израильтяне, бежавшие из Египта, подошли к их территории (Чис. 21, 29). В начале периода судей Еглон, царь Моава, покорил Израиль и угнетал израильтян в течение восемнадцати лет (Суд. 3, 14).
Елимелех и его семейство рассчитывали пробыть в Моаве относительно недолго, однако их пребывание там растянулось на долгие десять лет, и закончилась трагедией. Покинув обетованную землю, Елимелех этим нарушил Закон Моисеев, и последствия не замедлили сказаться: вскоре он умер, и осталась Ноеминь «с двумя сыновьями своими. Они взяли себе жен из Моавитянок; имя одной Орфа, а имя другой Руфь; и жили там около десяти лет. Но потом и оба сына ее, Махлон и Хилеон, умерли; и осталась та женщина после обоих своих сыновей и после мужа своего» (Руф. 1, 3–4).
Сокрушаемая скорбью о потере детей, Ноеминь осталась без средств к существованию и без надежд на будущее. Услышав, что в земле израильской настали урожайные годы, она решилась возвратиться в родную землю и стала прощаться со своими невестками. Но обе они явили решимость идти с ней. Трогательный спор завязался на пути к Вифлеему между прекрасной матерью и двумя невестками.
«Ноеминь сказала двум снохам своим: пойдите, возвратитесь каждая в дом матери своей. Да сотворит Господь с вами милость, гак вы поступали с умершими и со мною! Да даст вам Господь, чтобы вы нашли пристанище каждая в доме своего мужа! И поцеловала их. Но они подняли вопль и плакали» (Руф. 1, 3–4).
Тронутые такой нежной любовью, обе невестки зарыдали как дети, и долго просили взять их с собой. Однако Ноеминь ясно осознает свою неспособность обеспечить пропитание своим невесткам и поэтому пытается убедить их возвратиться в свои дома.
Им, должно быть, было около двадцати или чуть больше, и Ноеминь по-матерински желала для них лучшей доли. Они обе были любящими женами, Ноеминь ценила их заботу о себе, отсюда и ее молитва: «Да створит Господь с вами милость». Она надеялась, что ее провиденциальная забота позволит им выйти замуж еще раз.
Милость Божия особым образом связывала Израиль с Господом, но Ноеминь не сомневалась, что милость Его может распространиться и на обеих моавитянок. Она могла иметь в виду обетование Бога Аврааму, в котором благословятся все племена земные (Быт. 12, 3).
После многих увещаний, Орфа согласилась оставить Ноеминь и возвратилась в родную семью. Не то сделала верная Руфь. В ней заговорила теперь любовь, что «крепка, как смерть» (Песнь 8, 6). Она твердо решилась следовать за своей «второй матерью». «Ноеминь сказала Руфи: вот, невестка твоя возвратилась к народу своему и к своим богам; возвратись и ты вслед за невесткою твоею» (Руф. 1, 15). Но Руфь ни за что не хотела расстаться с ней и решительно заявила, что она хочет разделить с ней судьбу: «Где ты жить будешь,– сказала она Ноемини,– там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог моим Богом; и где ты умрешь, там и я умру и погребена буду Пусть то и то сделает мне Господь, и еще больше сделает; смерть одна разлучит меня с тобою» (Руф. 1, 16–17). За много лет до слов Христа, призывавшего Своих последователей «оставить все» и следовать за Ним, Руфь действительно оставляет все, и дает свой бессмертный обет на дороге, ведущей к Вифлеему.
Главное в этом обете – Руфь должна была отказаться от своих богов и принять Яхве. Это решение требовало от нее великой веры, так как до сих пор она видела лишь Божий суд; даже Ноеминь считала источником своих горестей Яхве (Руф. 1, 20). Как видим, сердечная любовь Руфи к Ноемини побудила ее решиться на служение Богу Израиля. И она делает этот выбор без колебаний и безо всякого насилия над собой. Ее решимость была полной, распространялась на всю ее жизнь, до самой смерти, и нашла свое подтверждение в клятве, данной только что обретенному Господу. Приход Руфи в Вифлеем был для нее решающим шагом, лишенным каких бы то ни было практических соображений. Это было сделано из чувства духовной принадлежности к народу Израиля.
Забота о Ноемини стала ее главной целью, хотя это означало, что надо оставить родину, родителей, которые все еще были живы (2, 11), и жить среди чужого народа. С этого момента и навсегда народ Ноемини должен был стать для Руфи ее родным народом, хотя она не могла знать, как будет принята в Израиле.
Взаимоотношения Руфи и Ноемини были более глубокими и близкими. Из века в век отношения между свекровью и невесткой основывались на подчинении женщины матери своего мужа. Отношения Руфи и Ноемини выходили не только за рамки обычаев своего времени, но и за рамки семейных связей и личных отношений.
С этого момента Руфь предстает перед нами воплощением лучших черт, которыми может обладать молодая вдова. Мы не слышим ее плача об утраченном муже, но ее отношение к нему проявляется в ее преданности матери Махлона, его народу, его стране и его Богу.
Руфь проявила полное послушание свекрови, перенеся с ней все тяготы жизни в нищете. Она решает следовать за свекровью, куда бы та ни отправилась, и выполняет свое намерение, ведомая духом любви.
Ноеминь потеряла многое, но, несмотря на это, она сохранила главное – веру! Очень важно, что́ побудило Ноеминь вернуться из земли Моава: «Ибо услышала…, что Бог посетил народ свой и дал им хлеб» (Руф. 1, 6). Услышав, что Бог посетил ее родину, она нашла в себе достаточно веры для того, чтобы направиться в Вифлеем. В ней было также достаточно веры для того, чтобы молиться о благословении для каждой из своих невесток. Каждым своим словом она свидетельствовала о вере в то, что Бог есть Тот, Кто властвует над всеми событиями в жизни, а раз так, то Он властен даровать и благословение Своим детям. Поэтому даже в глубине своего отчаяния Ноеминь хранила надежду.
Поэтому вполне естественно, что Ноеминь считает Яхве причиной своих страданий. Главное, что это понимание не перерастает в обвинение. Она не говорит о своей невиновности, не требует возмещения и не подвергает сомнению справедливость Бога.
Ноеминь воспринимает случившееся как кару Божию. «Вседержитель послал мне великую горесть»,– говорит она (Руф. 1, 20), почти повторяя слова Иова о Вседержителе, «огорчившем душу» его (Иов. 27, 2). Когда Ноеминь вернулась на родину, она просит жителей Вифлеема не называть ее больше Ноеминью («приятной, милой»), а называть Марой («горькой»). «Зачем называть меня Ноеминью, когда Господь заставил меня страдать, и Вседержитель послал мне несчастие?» (Руф. 1. 20, 22). И Руфь разделяет ее страдания.
Добавьте комментарий