Родился я 14 декабря 1938 года в Москве. Жили мы с родителями на Большой Переяславской улице. Крестила меня бабушка Евдокия Ивановна в церкви святых апостолов Петра и Павла в Малаховке, где у родителей была дача.
Несколько поколений моих предков по отцовской линии обитали в Вологодской земле. Дед Афанасий был по профессии шорник*, славился как замечательный мастер и даже получал медали и премии на выставках и ярмарках за свои работы. Бабушка Евдокия Ивановна происходила из мещан города Грязовца. Там же в Грязовце в 1892 году родился мой отец Павел Афанасьевич Ларичев**. По окончании городской гимназии он поступил в Вологодский учительский институт на отделение математики. Когда отец закончил в 1914 году институт, началась Первая мировая война, но его не взяли на фронт по состоянию здоровья. С 1914 года он работал учителем математики в городе Тотьме Вологодской губернии.
* Шорник – ремесленник, изготовляющий конскую упряжную сбрую.
После октября 1917 года прежняя устроенная и налаженная жизнь разрушилась, и люди сдвинулись с насиженных мест. Отец, как и многие его современники, уехал искать счастья в Москву. Здесь он работал учителем математики в разных московских школах. Те, кто хорошо знали отца, говорили, что он был учителем от Бога. Ученики очень любили его, он умел привить детям любовь к своему предмету и воспитал целую плеяду замечательных математиков – продолжателей традиций русской математической школы. Обобщая опыт преподавания алгебры, он составил задачник, по которому училось несколько поколений детей в России, и который был переведен на многие языки мира.
Преподавание отец совмещал с научной работой, был избран членом-корреспондентом АПН СССР. Кроме того, в течение многих лет он работал главным методистом по математике в Министерстве просвещения СССР, так что все учебники математики, выходившие в стране, проходили через его руки.
Семья отца была глубоко верующей,– соответственно и сам он получил религиозное воспитание. В раннем детстве каждый день перед занятиями в гимназии он заходил в храм помолиться, строго соблюдал все посты. Но однажды во время поста он пришел в церковь и увидел, как священник ест за трапезой скоромное. Это его так потрясло, что он перестал ходить на службы, хотя оставался всю жизнь верующим. Вообще отец был очень скрытным и никого не впускал в свою внутреннюю жизнь. Но никогда за годы нашей совместной жизни он не отрицал бытия Бога, не хулил Его имя и не высказывал атеистических взглядов или мыслей. Умер отец в 1962 году.
Моя мама Елена Петровна Зубовская происходила из старинного священнического рода. Много поколений ее предков-священников служили в храмах Белой Руси,– в Могилеве, Быхове и других местах. Мой дед по материнской линии, протоиерей Петр, был настоятелем храма во имя Святой Троицы в городе Быхове. Семья была большая – девять детей. Старший сын погиб на Германской войне в 1914 году. После октябрьского переворота храм закрыли; дед служил по разным храмам в Белоруссии. Но храмы один за другим закрывались, и служить стало негде. Тогда дед уехал из Белоруссии и жил у дочери в Саратове до самой своей кончины, последовавшей в 1941 году.
Родилась мама в 1907 году и была младшим ребенком в семье. К 1917 году ей исполнилось 10 лет. Скорее всего, она находилась в послеоктябрьское время с родителями. В 1923 году она уехала из Быхова в Москву, окончила библиотекарские курсы и была направлена по распределению заведующей библиотекой на Домодедовский кирпичный завод. В 1927 году она познакомилась с отцом, и они поженились. В 1929 году родилась моя сестра Инна, а в 1938 году появился на свет и я.
Мама очень любила и почитала своих родителей и по своему характеру и поведению была истинной христианкой, но внешней религиозности в ней не было. К концу жизни мама снова обрела крепкую веру, вернулась в лоно Церкви. Я часами читал ей Евангелие, Апостол, давал духовные книги. Во время предсмертной болезни я постоянно исповедовал ее и причащал. Скончалась мама в 1992 году.
***
Учеба моя началась в московской школе № 273, где я учился в одном классе с Владимиром Высоцким. Сохранилась фотография нашего класса, которую у меня взяли почитатели поэта. После четвертого класса родители перевели меня в первую специальную английскую школу, открывшуюся в Сокольниках в 1949 году. По окончании школы я поступил в Первый Московский медицинский институт им. И. М. Сеченова. С 1962 года я поступил в ординатуру по специальности психиатрия и тем самым окончательно выбрал себе специальность. Затем три года учился в аспирантуре на кафедре психиатрии Первого Московского мединститута. В 1968 году защитил кандидатскую диссертацию по теме «Атеросклеротические нарушения головного мозга» под научным руководством профессора В. М. Банщикова.
После защиты диссертации работал на кафедре психиатрии Первого Московского мединститута, а затем перешел в Московский институт психиатрии Минздрава РСФСР в отдел суицидологии* на должность старшего научного сотрудника.
* Суицидология – от «суицид», т.е. самоубийство.
Во время учебы в институте (в 1960 г.) я женился на Маргарите Аркадьевне Вартанянц, студентке Московского энергетического института. В 1962 году у нас родился сын Алексей.
В молодости я активно занимался спортом, имел первый спортивный разряд по самбо. Впоследствии мне пришлось немало поездить с нашими спортсменами за границу. Меня часто приглашали сопровождать наши команды как врача, кроме того, владея разговорным английским языком, мог быть переводчиком.
В 60-е годы, работая в Московском НИИ психиатрии, я начал заниматься суицидологией, развивая новое по тем временам направление – кризисные состояния. Оказывал психотерапевтическую помощь в стационаре, в только зарождающихся кабинетах социально-псхологической помощи, проводил консультации по телефону, групповые занятия с пациентами, в том числе алкоголиками, имевшими суицидальные, невротические и другие проблемы.
Тогда я всерьез задумался над тем, что же происходит в душе человека во время кризисных состояний. Занялся аксиологией, то есть вышел на сущностные проблемы смысла жизни, его потери и обретения. В поисках ответа на постоянно будоражившие душу вопросы приобщился к чтению святоотеческой литературы. Изучая творения святых отцов, мне стало очевидно, что аксиология на протяжении тысячелетий находилась в поле зрения апологетов христианства, пастырей Церкви и ее подвижников. Святые отцы в отличие от многих врачей прекрасно разбирались в человеческих ценностях. Аксиологические категории греха, страсти (будь то блуд, алкоголь, чревоугодие) часто подчиняют человека, который не в состоянии отказаться от них и становится их рабом.
В своих исследованиях поначалу я продвигался только в русле науки: обменивался с коллегами мыслями, проводил семинары, даже предпринял попытку создать собственный категориальный аппарат. Однако вскоре осознал тщетность своих действий. Человеку неверующему, получившему традиционное образование, приблизиться к пониманию вечных вопросов, осмыслить глубинные категории очень трудно, а то и вовсе невозможно. Можно сказать, что это совсем иной язык, подступиться к овладению которым в состоянии лишь высокодуховная личность…
За семь лет работы в суицидологии мне удалось опубликовать более двадцати научных работ. Все эти годы я готовил материалы для докторской диссертации и эти труды помогли мне обратиться к Православию.
К вере я пришел поздно: институт окончил, аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. Я преуспевал в профессиональном плане, и дома у меня все было хорошо. Короче, жизнь складывалась. И все время меня мучил вопрос: если нет Бога, значит, все бессмысленно? Особенно ночью, когда не спалось. Зачем тогда жизнь? У меня возникало ощущение, что человек находится в западне. Попал – и выхода нет. Поэтому я понимаю людей неверующих. Кажется, Владимир Соловьев сказал: если бы неверующий человек до конца осознал, что он верит в ничто, в ноль, то он бы однозначно пришел к самоубийству. Правда, человек – существо непоследовательное, его привлекают земные ценности, разные мыльные пузыри, и поэтому этот смысловой вопрос на время уходит. Но когда он снова возвращается – это страшно. Я это пережил. Меня спасало то, что вопрос стоял передо мной не всегда, а возникал лишь время от времени. А днем я занимался своими делами, уходил в обычные заботы.
И как-то в один момент, вдруг Господь меня привел. После этого я просто удивляюсь людям, которые говорят, что они сомневаются в своей вере. Я не могу этого понять. Я когда пришел – всё. Какие могут быть сомнения? А бывает, оказывается, и такое состояние. Хотя мне кажется, что человек или верит, или не верит.
Наверное, самые счастливые люди – это те, которые с детства ходят в храм. А у меня произошел переворот во взрослом возрасте. Мне было 52 года, когда я все бросил – профессию, все связи – и стал священником. Это был очень трудный выбор, но, слава Богу, я его сделал.
***
Вся наша психиатрия в те годы, (да и сегодня мало что изменилось) была проникнута атеистическим духом. Постепенно в работе над докторской диссертацией я понял, что основные причины самоубийств кроются в духовно-религиозной сфере. Но подобные взгляды тогда было невозможно ни высказать, ни тем более опубликовать. Поэтому я решил уйти из науки и до 1990 года работал в психоневрологическом диспансере врачом-психиатром и психотерапевтом.
Основным направлением помощи больным в эти годы были попытки разрешения эмоционально-кризисных состояний и духовно-личностных проблем. Много сил и времени уходило и на помощь алкогольнозависимым. Ко мне обращалось множество людей, и постепенно я перемещал акцент на использование религиозных ресурсов личности. К счастью, после 1988 года можно было открыто говорить с приходящими за помощью о вере, о религиозных убеждениях, и давать соответствующие советы. Немало из тех, кто приходил ко мне, как к врачу, становились верующими людьми. А сейчас некоторые из них стали священниками и монахами.
***
Для меня в эти годы поистине подарком от Господа явилось знакомство с известным художником-графиком Ю. И. Селивёрстовым. Через него мы с Маргаритой познакомились со старцем иеросхимонахом Сампсоном***.
Летом 1979 года духовные чада старца Сампсона сняли для него дачу в Малаховке почти напротив нашего дома, доставшегося мне от родителей. То было счастливейшее лето всей нашей с Маргаритой жизни. Мы ходили к батюшке едва ли не каждый день. Он принял нас в число своих духовных детей и дал благословение приходить к нему в любое время. Для нас это была удивительная школа духовной жизни.
Наше общение продолжалось и в Москве. Был у нас автомобиль «Нива», а батюшке с его больными ногами было удобно забираться в машину,– поэтому, когда ему было куда-то доехать, он звонил нам, и мы с радостью приезжали в нужное время. Не раз мне доводилось возить батюшку на машине в Николо-Кузнецкий храм к Литургии, где он бывал каждое воскресенье. Здесь служил отец Всеволод Шпиллер, помнится, как приезжал к нему на службу знаменитый богослов отец Иоанн Мейендорф. Такая интересная и духовно насыщенная жизнь шла в храме. Отец Владимир Тимаков произносил прекрасные проповеди.
После богослужений мы встречались и присутствовали на беседах отца Сампсона в квартире у метро «Профсоюзная», где он жил. Перед беседами батюшка обязательно исповедовал каждого,– это было главное, для чего мы приезжали к старцу. Иногда приходилось ждать по 2–3 часа, пока все не подойдут. Беседы батюшки были для нас истинно духовным пиром. Говорил он чаще всего о покаянии, о молитве, но бывало по просьбе собравшихся затрагивал и вопросы из истории, вспоминал о своей жизни.
Несмотря на благословение приезжать в любое время не спрашивая разрешения, мы все же звонили, чтобы выяснить, может ли батюшка принять нас. Я удивлялся, как батюшка при стольких немощах и болезнях мог целыми днями принимать людей. Когда бы мы ни приехали к нему, в коридоре у кельи стояло человек десять, а то и больше. Я не представляю, когда он отдыхал,– все дни были заполнены людьми, а ночами он молился. Возле дома, где жил старец, часто стояли сотрудники КГБ, отмечавшие тех, кто приходил к батюшке. А однажды, как рассказал сам отец Сампсон, зашел к нему в келью протоиерей в рясе с крестом и сказал, что он является сотрудником госбезопасности, но никак не мог иначе попасть к нему для беседы, как обрядившись священником, поскольку келейницы никак не пропускали его в «штатской» одежде.
Отец Сампсон очень сильно повлиял на мою супругу,– Маргарита привязалась к нему, и я видел, что батюшка выделял ее среди других духовных чад. Маргарита ездила к батюшке намного чаще, чем я, и подолгу беседовал с ней. Старец не благословил ее защищать диссертацию, хотя уже была проделана вся необходимая работа. Он видел, что его духовная дочь – предельно искренняя, открытая людям, способная к бескорыстной работе, обладающая чувством прекрасного, – предназначена к иному, чем наука, «послушанию»…
Однажды соседка предложила Маргарите приобрести небольшую икону Божией Матери. Рассмотрев икону внимательно, я прочитал надпись, что это Черниговская икона. Самое удивительное, что именно в этот день мы были с Маргаритой на службе в храме, и я обратил внимание именно на Черниговскую икону, которую увидел впервые, тем более, что это был как раз день ее празднования. Когда Маргарита рассказала об этой иконе батюшке, он сказал:
– Сколько бы ни запросили денег за неё, берите,– это ваша икона, благословение вашей семьи!
Когда позднее я изучил календарь, оказалось, что Черниговская икона Божией Матери празднуется дважды. 29 апреля (именно в этот день мы были на службе и впервые увидели икону) – то был день нашей с Маргаритой свадьбы. А второе празднование – 14 сентября попадает на именины Маргариты.
У нас в доме была большая икона Знамения Пресвятой Богородицы из Нижегородской земли, из Серафимовских мест. Когда отец Сампсон навестил нас и увидел эту икону, то застыл пред ней и долго не мог отойти. Мы с Маргаритой решили подарить ему эту икону. Батюшка согласился ее взять, но с условием, что после его смерти икону мы заберем в свой дом, так как она еще нам понадобится. Так все и случилось: после кончины старца икона вернулась к нам. Когда в 1999 году на подмосковной земле возобновилась монашеская жизнь в Серафимо-Знаменском скиту, мы с матушкой Маргаритой подарили эту икону в скит. Сейчас эта икона к нашей общей радости является главной святыней скита, основанного схиигуменией Фамарью.
Отец Сампсон предсказал, что я стану священником. На всю жизнь запомнил я его слова:
– Благословляю тебя на священство.
24 августа 1979 года отца Сампсона не стало. Мы с Маргаритой почувствовали себя осиротевшими. Но перед смертью батюшка сказал нам обоим, чтобы мы не искали духовного отца и общались с ним молитвенно.
***
С этого времени мы Маргаритой стали посещать храм во имя святого апостола Филиппа в Афанасьевском переулке. Там мы учились петь на клиросе и познакомились с будущим протоиереем Алексием Бабуриным, который стал обучать меня правильному чтению и пению и вообще клиросному послушанию. Он воспитывался в верующей семье и с детства был иподиаконом владыки Никодима (Ротова). Брат его был протодиаконом в Филипповском храме*. До 1990 года все воскресные и праздничные дни мы обязательно молились в этом храме. Я проходил послушание чтеца и алтарника, а Маргарита пела на клиросе.
* Ныне он настоятель храма во имя Всех Святых, что у станции метро «Сокол».
***
Хочется вспомнить еще об одном человеке, имевшем огромное влияние на мою жизнь и судьбу. В 1980-е годы в институте психиатрии я встретился с социологом Лидией Ильиничной Постоваловой. Ее сестра, – филолог Валентина Ильиничн ввела меня в круг знаменитого философа и мыслителя А. Ф. Лосева и его ученицы и помощницы Азы Алибековны Тахо-Годи, профессором, заведующей кафедрой классической филологии МГУ. У Алексея Федоровича были проблемы со сном, и я, как врач, подбирал ему лекарства. Тогда же я пригласил к А. Ф. Лосеву своего друга А. Бабурина, который был опытным массажистом.
Мы стали своими людьми в этом доме, почти родными, вошли в круг учеников и почитателей. Нам разрешалось бывать у А. Ф. в любое время, мы даже ездили к нему на дачу, находившуюся у платформы Отдых Казанской железной дороги. Меня всегда поражала его колоссальная работоспособность. Несмотря на полную слепоту, он сумел написать множество потрясающих по глубине и эрудиции работ.
Он работал так: ночами не спал, обдумывая свои работы. Утром ученики записывали под его диктовку готовый беловой текст. Поражало то, как он просил найти такую-то книгу и на точно указанной странице выписать цитату для текста очередной статьи или книги.
Он знал наизусть множество литургических текстов – канонов, тропарей, кондаков. Тогда мало кто знал, что А. Ф. еще в 1930-е годы принял монашеский постриг с именем Андроник.
***
В 1990 году брат А. Бабурина протодиакон Василий неожиданно для меня сказал, что есть возможность рукоположиться и получить для восстановления разрушенный храм в Московской области. Для этого необходимо было немедленно оставить прежнюю работу и какое-то время пройти послушание алтарника в Успенском храме Новодевичьего монастыря. Посоветовавшись с супругой, я дал согласие.
В начале января 1990 года послали меня к владыке Григорию, викарному епископу Московской епархии. Взял он лист бумаги и на весь лист крупными, почти печатными буквами написал: «В АЛТАРЬ». Пришел я к настоятелю Успенского собора в Новодевичьем монастыре с этой бумагой. Тот посмотрел и сказал:
– Хорошо, будете алтарничать.
Кроме меня там «священнодействовали» еще два 17-летних алтарника, а мне было уже за 50 лет. Они без особого желания в нескольких словах быстро объяснили мои обязанности: «Пылесосить весь алтарь, погладить подризники; если плохо сделаете, будут ругать. Алтарничать придется через день». Если заболевал второй алтарник (а случалось это довольно регулярно), ходить на службы нужно было каждый день. Как же это было трудно! Священник, вдвое моложе тебя по возрасту, проведет пальцем по какому-нибудь предмету в алтаре и скажет:
– Пыль! Давайте, чтобы этого не было.
И так с начала января до конца марта. Особенно лихо приходилось, когда второй алтарник «заболевал». После того, как уберешь все в алтаре, вымоешь, выгладишь, остается совсем немного времени до вечерней службы. Это время нужно где-то провести; домой ехать нет смысла, так как не успеешь к службе, а в храме не разрешали оставаться. Тогда я нашел такой выход: садился в метро где-нибудь в углу и дремал до конечной станции, затем пересаживался в обратную сторону и снова дремал. Так и катался по одной ветке метро до вечерней службы. Возвращался домой поздно ночью, а с утра пораньше снова мчался в Новодевичий монастырь. Думаю, что меня специально так смиряли – присматривались, на что я годен.
В конце марта 1990 года мне сообщили: «В воскресенье вас рукоположат во диакона». 24 марта митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий рукоположил меня во диакона в храме Рождества Пресвятой Богородицы Старосимонова монастыря (где находятся гробницы героев Куликовской битвы Осляби и Пересвета). А в следующее воскресенье 31 марта 1990 года владыка Ювеналий рукоположил меня во иерея в Успенском храме Новодевичьего монастыря.
Почти сразу после хиротонии я получил место настоятеля храма во имя святых мучеников Флора и Лавра в селе Ям Домодедовского района Московской области. Дома мы с матушкой залезли в атлас, открыли географические карты и нашли искомое село Ям. На следующий же день поехали туда с матушкой, нашли Клавдию Тимофеевну, которая держала ключ от храма и, наконец, увидели то, что некогда было храмом.
В акте передачи здания храма было написано: «Складское помещение с куполами». Вошли мы в тамбур этого помещения и увидели два этажа с цехами и не вывезенными станками. Отопительная система заморожена, все батареи и трубы полопались. Здание принадлежало Мосэнерго, которое сдало помещение в аренду организации, выпускающей черные женские колготки. Здесь мы приобщились к радости первооткрывателей. Долго разыскивали алтарные врата в придел святителя Николая, где и начали совершать богослужения. Потом обнаружили куски старой храмовой росписи, после чего загорелась надежда: а вдруг росписи сохранились и их можно будет восстановить! Было очень холодно, начали топить единственную печь углем.
Никто из жителей села не дал угла для проживания, так что приходилось ездить по два часа с пересадками в один конец. Ночевать приходилось в ледяном храме. Не знаю, смог бы я решиться взять этот храм, если бы знал, что меня здесь ожидает. Но к счастью, Господь сокрыл от меня эти тяготы и сейчас я с благодарностью вспоминаю все прошедшее. Как я это все выдержал, до сих пор не понимаю. Только Божией милостью удалось выстоять.
Потом Мосэнерго сдал нам в аренду две комнаты складского помещения, где мы с матушкой и устроились. Как только меня посвятили, матушка сразу уволилась с работы и занялась благоустройством храма и прилегающей территории. Если предшествующую до моего посвящения жизнь можно сравнить по насыщенности с медленно и величаво текущей рекой, то теперь вся жизнь напоминала бурное течение горной реки. А возможно, еще точнее сравнить жизнь неверующего человека со стоячим болотом.
Первая служба в полуразрушенном храме состоялась 14 апреля 1990 года в Великую Субботу: вместе с первыми прихожанами храм был отслужен водосвятный молебен, затем началось освящение куличей и пасок, а в полночь начался первый после 53-летнего перерыва Пасхальный крестный ход, а вслед за ним и Пасхальная заутреня.
Многолетний опыт работы клиницистом-психотерапевтом очень пригодился мне в священнослужении. При общении с психически больными, людьми с теми или иными поведенческими отклонениями прежние навыки психиатра и диагноста помогали во время исповеди или в ходе бесед разобраться в проблемах, мучающих человека.
Только с Богом человек живет по-настоящему. Жизнь в храме необыкновенно интенсивная. Прежние 50 лет моей жизни не идут ни в какое сравнение по насыщенности, интересу, вовлеченности в благие дела с последующими годами, как будто прежде был застой, а теперь – чистая река.
Матушка Маргарита разделила все мои труды по восстановлению храма и до конца дней своих была счастлива тем жребием, который выпал на ее долю. В 1990 году Маргарита ушла с работы и поселилась вместе со мной в полуразваленном холодном доме рядом с храмом мучеников Флора и Лавра, чтобы быть главной помощницей и вдохновительницей наших трудов по устроению прихода и восстановлению храма. Умерла матушка Маргарита 17 декабря 2000 года от сердечного приступа, оставаясь до последнего мгновения жизни на своем посту хранительницы и устроительницы жизни прихода.
ЗАПИСЬ 3 МАРТА 2013 г.
В 1978 г. мы сняли для отца Сампсона дом на всё лето совсем рядом с нашим домом в Малаховке. Это были, наверное, самые счастливые дни нашей с матушкой жизни. Каждый день мы приходили к старцу, подолгу беседовали с ним, молились. Иногда он сам приходил к нам, и мы сидели на террасе, пили чай, беседовали.
Он был олицетворением благородства: высокий, стройный, величественный. И такая радость загоралась в сердце от этого общения. А какие уроки мы получали от дорогого нашего старца! Для меня и для Маргариты это были важнейшие уроки, это общение изменило нашу жизнь, направило нас на путь истинной веры, благочестия, желания послужить Богу и людям.
После того, как батюшка вернулся в Москву из Малаховки, дом, в котором он жил, сгорел. И все же на следующий год мы нашли новый дом, чуть подальше от нашей дачи. И снова каждый день мы общались с батюшкой, слушали его рассказы и наставления. Тогда же у него начались боли, – пришлось лечь в больницу, у батюшки обнаружили рак. Сделали операцию, но прожил он после нее недолго.
Батюшка называл нас с Маргаритой «таратайщиками», потому что мы постоянно возили его к службам в Николо-Кузнецкий храм на нашей новенькой «Ниве». Здесь он по установленному обычаю молился в алтаре. Наша машина особенно подходила батюшке, так как у него были больные ноги, а у «Нивы» было высокое сиденье, на котором было удобно.
Самое удивительное в истории с нашим автомобилем было то, что после смерти батюшки отказал двигатель. Нужно было ездить в разные места, организовывать похороны, встречать и провожать людей, а машина сломалась. Сколько мы ни пытались ее починить, ничего не получалось. Сын пригласил опытного мастера, но и то ничего не смог сделать – двигатель не заводился. Наконец мы перестали прилагать усилия и тратить драгоценное время на явно бессмысленное дело, и оставил машину во дворе нашего дома.
Тем временем духовные чада и почитатели старца отметили 3-й, 9-й, 40-й день, и однажды я решился сесть на место водителя, вставил ключ – и двигатель сразу завелся. Потом я понял, что случилось все это по молитвам батюшки. Во время похорон особую активность проявляли агенты спецслужб, и батюшка таким образом оградил нас от каких-то неприятностей и бед.
Еще один человек, оказавший большую помощь в моем духовном становлении,– это митрополит Антоний Ленинградский и Новгородский. Мы с Юрой Селиверстовым часто бывали у него – сначала в Минске, а затем в Ленинграде. С ним было очень легко, он относился к нам с уважение и не жалел времени для бесед, совместных поездок. Мы побывали с ним во многих святых местах, и я с великой благодарностью вспоминаю о нем за то, что он сделал и чему научил меня в жизни.
Еще один любимый и ближайший мне человек – А. Ф. Лосев. Это настоящая глыба,– его называют последним великим философом XX века. У меня хранится полтора десятка его замечательных толстенных книг с дарственными надписями.
И, конечно, нашим другом стала его спутница по жизни – А. А. Тахо-Годи. Она происходила из княжеского рода. Всю свою жизнь она посвятила А. Ф. Он ведь был совершенно слепым, и все его книги, мысли, планы работ записывала она. А затем печатала, редактировала, готовила к изданию эти огромного объема труды.
Еще один из ближайших сердцу друзей – художник Юра Селивёрстов. Сколько талантов даровал ему Господь!
А сколько чудесных событий нашей с матушкой жизни было связано с иконами Божией Матери! Особенные из них – Черниговская-Гефсиманская, Иерусалимская, Иверская.
***
** ЛАРИЧЕВ ПАВЕЛ АФАНАСЬЕВИЧ (1892– 1963)
Известный педагог-математик Павел Афанасьевич Ларичев родился в 1892 г. Начал свой трудовой путь в 1911 г. в школе села Новленское Вологодского уезда. С 1913 по 1916 гг. П. А. Ларичев – студент Вологодского учительского института, по окончании которого получил назначение в г. Скопин Рязанской губернии. В 1918 г. Павел Афанасьевич снова в Вологде, теперь уже в педагогическом институте. В 1922 г., получив диплом, стал преподавать математику в Грязовецкой учительской семинарии (позднее – педтехникум). Получив возможность продолжить образование на двухгодичных Высших математических курсах, Павел Афанасьевич выезжает в 1923 г. в Москву. Учебу он сочетал с работой в школе, связи с которой не порывал никогда (в последние годы жизни вел уроки математики в школе № 43 Фрунзенского района Москвы). За полтора десятилетия педагогической работы и учебы П. А. Ларичев приобрел немалый опыт, накопил большой материал.
Творческий подход к труду не прошел незамеченным. В 1927 г. П. А. Ларичева выдвигают на должность методиста по математике Сокольнического района Москвы. В том же году он начинает и литературную деятельность. В связи с созданием Программно-методического института, П. А. Ларичев был приглашен на должность старшего научного сотрудника. В те годы после известных постановлений ЦК ВКП(б) о школе (от 5. IX. 1931 г. и 25. VIII. 1932 г.) советские ученые-педагоги разрабатывают новые школьные программы. В этой работе П. А. Ларичев принимает самое непосредственное участие. Одновременно он пишет статьи, посвященные методике преподавания отдельных тем из курса математики. С 1935 г. П. А. Ларичев преподает в Московском педагогическом институте им. В. И. Ленина. В 1944 г. он становится консультантом-методистом Управления школ Министерства просвещения РСФСР и вновь принимает участие в разработке программ, составлении методических документов, а также в рассмотрении рукописей учебников и методических пособий. Тесная связь установилась у П. А. Ларичева с учителями столицы. Он участвует в совещаниях методистов при Московском институте усовершенствования учителей, читает лекции на годичных курсах, руководит семинарами, выступает с докладами, дает консультации. Это живое общение позволяет ему всегда знать, чем живут учителя, какие встречают затруднения, по каким вопросам ждут указаний и советов. В журналах «Народное образование» и «Математика в школе» появляются его статьи о письменных экзаменах на аттестат зрелости, о критериях оценки письменных работ учащихся, об изменении в программах, о преподавании математики по новым программам. Но особенно благодарны учителя П. А. Ларичеву за сборник задач по алгебре, который был издан в 1951 г. в двух частях. Автор проявил себя как смелый новатор педагогической мысли. Он сохранил в своей книге те высокие достоинства (строгая систематичность в подборе материала и в изложении, ясность, краткость, доступность учащимся), которыми всегда обладали самобытные произведения русской учебной литературы.
Советское правительство высоко оценило общественно-политическую деятельность П. А. Ларичева. Он был награжден орденами Ленина и Трудового Красного Знамени и медалями. В 1947 г. Павлу Афанасьевичу присвоено почетное звание заслуженного учителя школы РСФСР. В 1950 г. он был избран членом-корреспондентом Академии педагогических наук РСФСР. Скончался П. А. Ларичев в 1963 году. Жил на Метростроевской ул., 5. Похоронен на Новодевичьем кладбище.
*** ИЕРОСХИМОНАХ САМПСОН (В МИРУ ЭДУАРД ЭСПЕРОВИЧ СИВЕРС; 1898–1979).
Родился и вырос в знатной протестантской семье. Уже в детстве он тайком читал православные книги. «В 9 лет,– вспоминал старец,– я духом был православным». Много лет спустя, на вопрос, какой день был самым радостным в его жизни, иеросхимонах Сампсон ответил, что это был день, когда он был крещен в Православие. С 1921 года он становится послушником Александро-Невской Лавры, которая явилась для молодого инока школой духовничества и старчества. «Сколько там было прозорливых старцев, святителей,– говорил он,– как будто вся сила монашеского духа, что была тогда на Руси, собралась в Лавре!». 25 марта 1921 года наместником Лавры епископом Николаем (Ярушевичем) отец Сампсон был пострижен в мантию с именем Симеон. В 1967 году в Москве в день своего рождения исповедник принял великую схиму с именем Сампсон в честь святого Сампсона Странноприимца. Начался подвиг старчества. Он был духовником множества иноков, архиереев, обычных мирян. К нему ехали со всей России. Многие митрополиты и епископы искали совета схимника. Шел к нему за советом и исцелением и простой люд.
Сегодня люди непрерывающимся потоком идут к могиле старца. Трижды в году: 10 июля (день рождения), 16 февраля (день памяти святого Симеона Богоприимца – это имя получил старец во время пострига) и 24 августа (день кончины) могила старца на Николо-Архангельском кладбище становится местом паломничества его почитателей. В эти дни тысячи православных людей приходят помолиться о его упокоении и попросить о своих нуждах.
Здесь постоянно совершаются благодатные исцеления душевных и телесных болезней. Вот и мы вместе с отцом Валерием, пока были у могилы старца, из уст женщины, стоящей рядом с нами, услышали историю о том, как она исцелилась у этой могилы от тяжелейшей депрессии – после того, как муж оставил ее с двумя детьми. Еще один случай, рассказанный молодой девушкой,– это полное исцеление на могиле старца от заикания.
Свидетельств таких на самом деле бесчисленное множество. Вся жизнь старца Сампсона – это тернистый путь, который для человеческого разума просто непостижим. Он сумел остаться живым после тюрем, лагерей, пыток и даже расстрела. На него писались доносы, ему предъявлялись ложные обвинения. Осознать, сколько и как он страдал, невозможно. Несмотря на все скорби, последнее завещание старца к ученикам было: «Никому не делайте зла».
Добавьте комментарий