НАЧАЛО СТРАННИЧЕСТВА
В конце концов будущий подвнжник бросает учение и решается уйти в Чернигов к своему наставнику иepoмонaxy Пахомию. Путешествие было сопряжено с большими опас ностями. Приходилось плыть в лодке по реке. Был октябрь, погода холодная. Петр не имел теплой одежды; слабый от рождения, он с трудом управлял лодкой. Его спутники обходились с ним довольно сурово. За несколько дней белье его покрылось вшами, и во время остановок он должен был стряхивать их в огонь костра.
Пахомий посоветовал Петру поселиться в Любечском монастыре, куда тот и обратился. Монахи приняли Петра очень ласково, а монастырь произвел на него сильное впечатление своей скромностью и воздержанием иноков. Настоятель сразу дал юному иноку послушание келаря. Петр усердно стал исполнять свое послушание, хотя это было нелегко, так как ему приходилось по нескольку раз в день снимать и накладывать тяжелые камни, которыми покрывались кадки с припасами, и это его очень утомляло. Он не смел никому сказать об этом, и терпеливо исполнял свою обязанность, прося Бога укрепить его силы. На первых порах Петр оставался в своей мирской одежде, но ему скоро дали свитку из грубого черного сукна. Спустя немного времени умер старый монах, живший в одной келии с Петром, и игумен отдал Петру подрясник умершего монаха из грубого серого сукна, сказав: «Если эта одежда тебе нравится, возьми и носи ее». – Петр с благодарностью принял монашеское одеяние и, придя в свою келию, прежде всего несколько раз поцеловал его как святыню и носил до тех пор, пока оно не пришло в совершенную ветхость. Послушание Петра начиналось во время заутрени и оканчивалось поздно вечером. После этого Петр должен был еще читать келейное правило иеросхимонаху Иоакиму, который дал ему для чтения «Лествицу» преподобного Иоанна Лествичника. Tворения Синайского аскета пришлись по душе Петру, и он решился переписать их для себя. Так как свечей у него не было, то он должен был работать при свете самодельной длинной лучины, втыкая ее в щель на стене.
«Переписка шла,– вспоминает Паисий в своей автобиографии,– с великим неудобством дыма ради; не имея бо нигде прохода, низпущашеся вниз и наполняше келию мою. Егда же схождаше и ниже главы моея, отнюд не можах более писати, но отверзах окно коморки тоя, вхождах в велику келию и ждах, дондеже поднимашеся дым в гору. И вшед в коморку, затворях окно и писах дондеже и паки пополняшеся дыма. И тако на всяку нощь творя, немалое неудобство к делу сему имех. Послежде же, стяжав кандило и вливая в не олею, писах при нем мало удобнее».
Вскоре в Любечский монастырь был назначен новый игумен, человек cтрогий. У Петра с ним произошло недоразумение из за выданной им монахам капусты без разрешения игумена. Случилось в это время, что и игуменский келейник, живший в одной келии с Петром, также чем-то рассердил игумена, и тот уже похвалился кому-то, что он с ними обоими разделается по-своему. Братия, по расположению к Петру, передали ему игуменские слова. Келейник, хорошо знавший своего начальника, решил бежать из обители и пригласил с собою Петра. Петр, не ожидая для себя ничего доброго от игумена, согласился уйти вместе с ним. Удобный случай к побегу представился на шестой неделе Великого поста. Ночью, когда братия спали, беглецы, помолившись Богу, вышли потихоньку из обители и спустились к Днепру, на берегу которого повсюду стояла пограничная стража. Высмотрев удобное место между караульными, беглецы с большим страхом пошли через Днепр, и отправились странствовать по разным обителям и скитам Малороссии.
На пути, в одном селении, они встретили иеромонаха, от которого узнали, что недалеко оттуда на уединенном острове одной реки спасается благочестивый пустынножитель Исихий. Заинтересованный рассказом странника Петр отстал от своих товарищей и решил не только побывать у этого отшельника, но если удастся, то и пожить с ним. Это было как раз то, чего искала его душа. Он попросил иеромонаха проводить его к Исихию, и тот охотно согласился на это. Пустынник встретил их с большой любовью. Оставив здесь Петра, иеромонах ушел, а Петр был очень рад тому, что нашел, наконец, человека, которого искал.
Видя высокое духовное устроение этого отшельника, Петр испытывал горячее желание остаться при нем. Однако к величайшему его огорчению, старец ни за что не хотел взять его к себе в ученики. «Чадо,– говорил он,– я человек грешный и недостойный и не в состоянии направить на путь Божий мою собственную бедную душу. Как же я осмелюсь принять тебя? Это дело не моей меры. Прошу тебя, не отягощай меня твоей просьбой!». Думая, что пустынник отказывается по смирению, Петр еще настойчивее просил его, падая перед ним на колени; но тот оставался непреклонен. От постоянных слез лицо Петра опухло. Но старец, всей душой соболезнуя ему, упорно отказывался принять его и говорил: «Молю тебя, не скорби Господа ради о том, что я не принимаю тебя, ибо я это делаю, не презирая твое спасение, но ради немощи души моей. Возложи же свою надежду на Господа, Который не оставит от всей души ищущаго спасения, но благодатию Своею наставит тебя на путь твой!».
Иеромонах, указавший Петру путь к отшельнику,– не возвращался, идти один Петр по природной своей робости не смел, остаться при старце не было возможности. Когда вернулся иеромонах старец стал просить его взять с собой Петра и отвести его в какой-нибудь монастырь. Иеромонах согласился. Когда наступила минута последнего расставания со старцем, которого Петр полюбил всей душой, он припал к его ногам и горько плакал, что не может пожить у него в святом послушании. Старец утешал его, советуя положиться на Единого Бога, Который устроит его жизнь по его желанию. Горячо поблагодарив старца за его любовь, Петр простился с ним и вместе с иеромонахом отправился в новое странствование. Посетив несколько монастырей, они пришли, наконец, в монастырь святителя Николая, именуемый Медведовским.
Здесь Петр принял посвящение в рясофор с именем Парфений. Но небольшое обстоятельство заставило переменить это имя. Одновременно с ним посвятили другого послушника, котораго назвали Платоном. При выходе из церкви монахи перепутали эти два имени и Парфения стали называть Платоном, а Платона Парфением. Паисий, не желая поднимать истории из за имени, так и остался с именем Платона.
По совету одного из братий Платон пошел к старцу, постригшему его в иночество, и просил его дать ему келейное правило. Старец сказал ему: «Ты брат – ученый, поэтому я не определяю тебе правила, а как Бог тебя вразумит, так и содержи правило в келии твоей». Через неделю после этого разговора старец ушел из Медведовского монастыря неизвестно куда, и Платон никогда уже не встречался с ним. Рассказав об этом случае в своих записках, старец Паисий прибавляет: «Таким образом я остался, как овца заблудшая без пастыря и наставника. И нигде не пришлось мне пожить в повиновении у какого-нибудь отца, хотя, как вижу, устроение моей души в юности было весьма удобопреклонно к повиновению, но не получил я такого божественного дара за свое недостоинство».
Тихо и мирно проходила жизнь Платона в Медведовском монастыре, как вдруг неожиданно поднялась буря со стороны униатов. От начальника области приехал в монастырь чиновник, который собрал всех монахов в келию настоятеля и стал убеждать их принять унию. Когда же он увидел, что иноки решительно не согласны на это, он страшно разгневался и, отправившись в церковь, описал все церковные предметы, запер церковь, запечатал своей печатью и, взяв ключи, уехал с угрозами. Все случившееся произвело большое смущение в обители, и, когда церковь в течение целого месяца оставалась запертой, монахи стали понемногу расходиться из монастыря. Платон подумал о переселении в православную Молдавию. Его удерживали только с одной стороны, страх перед польскими разъездами, с другой – отсутствие опытного проводника. В это время несколько монахов решили идти в Киев, чтобы поступить в Киево-Печерскую Лавру, и Платон примкнул к ним.
ПРЕБЫВАНИЕ В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЕ.
ПОВЕСТЬ О ТОМ, ЧТО БЫЛО С МАТЕРЬЮ ПЛАТОНА ПО УХОДЕ СЫНА
Он опять приходит в Киев и определяется в Печерскую лавру, где в виде послушания ему указано было состоять при управляющем печерской типографией иеромонахе Вениамине, а также при типографии у иepocxимонaxa Maкария, «рукоделию учитися иконы изображати на меди». Одновременно с работами по гравированию Платон подвизается в монашеских добродетелях, поет и читает на клиросе, описывает, между прочим, жизнь подвижников пещер, свидетельствуя, что истинная аскетическая жизнь была в то время очень развита среди печерских иноков.
Летом пришла в Киев на богомолье невестка Платона, жена его покойного брата священника, вместе со своим братом и дядею. Встретившись с Платоном, они зашли к нему в келию и рассказали ему следующую повесть о его матери. «Твоя мать,– говорили они,– после твоего отъезда в Киев, вспоминая о тебе, много плакала, но все же думала, что ты не бросишь ее. Когда же до нее дошла весть, что ты неизвестно куда скрылся из Киева, на нее напала невыносимая скорбь. Будучи не в состоянии успокоиться, она отправилась в Киев разыскивать тебя. В суровую зимнюю пору она ходила по монастырям и скитам, но все поиски ее были напрасны. Она вернулась домой усталая, измученная, едва живая.
Дома она все время плакала и рыдала, и никто не мог ее успокоить. Наконец, нестерпимая печаль до такой степени овладела ее душой, что она решила не есть и не пить, пока не умрет. Через несколько дней она до такой степени ослабела, что мысли ее стали путаться, и она, совершенно изнемогая, лежала в постели, ожидая скорой смерти. Около нее собрались все родные и смотрели на нее с глубокой жалостью. Вдруг больная, как бы увидев перед собою нечто страшное, пришла в ужас и стала просить окружавших поскорее дать ей молитвенник. Когда ей подали книгу, она стала громко читать акафист Пресвятой Богородице. Прочитав акафист один раз, она сейчас же начала читать его снова и повторяла это много раз. У нее хотели взять из рук книгу, но она не давала ее.
Так прошли день и ночь. Вдруг больная подняла глаза свои вверх и около получаса смотрела неподвижно в одну точку, а потом громко крикнула: «Если такова воля Божия, то я уже никогда не буду скорбеть о моем сыне». – Услышав эти слова, родные стали просить ее рассказать, что она видела, но она, ничего им не отвечая, попросила позвать к ней ее духовника. Оставшись с ним наедине, она рассказала ему все, что с нею случилось.
После этого ум ее совершенно возвратился к ней. Тогда родные снова стали спрашивать ее, что она видела, но она молчала. Догадавшись, что она от крайней слабости не может говорить, они стали вливать ложечкой воду в рот, а потом давали ей жиденькую пищу, как маленькому ребенку, пока она, наконец, не стала в состоянии сама принимать пищу.
После этого ее приподняли и посадили в кровати, и тогда она рассказала следующее: «Когда я совершенно ослабела от голода и уже ожидала скорой смерти, я вдруг увидела множество бесов, весьма страшных и мрачных, готовых напасть на меня. Я пришла в ужас и стала просить вас дать мне молитвенник. Читая акафист Божией Матери и возлагая на Нее Одну всю мою надежду, я этим защищала себя от нападения бесов. Слыша святые слова, они трепетали от страха и, стоя вдали, не смели приблизиться ко мне.
Когда таким образом прошли день и ночь, меня вдруг охватило неизъяснимое восторженное состояние: взглянув вверх, я увидела открытое небо и Ангела Божия, который, как светлая молния, сошел ко мне. Став около меня, он сказал: «Безумная, что ты делаешь? Вместо того, чтобы всем сердцем возлюбить больше всякого создания Христа Господа твоего, ты предпочла Ему своего сына и ради этой безрассудной любви задумала уморить себя голодом и за это подпасть вечному Божиему осуждению. Если бы сын твой, оставив тебя, стал заниматься разбоем или чем-либо недобрым, то и в таком случае тебе не следовало безмерно скорбеть, потому что каждый сам за себя дает ответ Богу. Но сын твой по воле Божией избрал не плохое что-нибудь, а монастырскую жизнь. Как же можно было тебе так отчаянно скорбеть и губить твою душу! Знай же твердо, что сын твой по благодати Божией непременно будет монахом. И тебе следует перестать скорбеть о нем, но подражая ему, самой отречься от мира. Такова воля Божия. Если же ты этой воле Божией будешь противиться, я предам тебя бесам, окружившим твой одр, чтобы и другие родители научились не любить детей своих более Бога».
Услышав эти слова Ангела, я громко закричала: «Если такова воля Божия, то я уже никогда не буду скорбеть о моем сыне». Едва я произнесла эти слова, как бесы исчезли. Ангел же Господень, радуясь, взошел на небо». Слушая этот рассказ твоей матери, родные ужасались и прославляли Бога, который таким чудесным путем избавил ее от ужасной скорби и от самовольной смерти.
Вскоре после этого больная совершенно выздоровела, и хотя нередко плачет о тебе, но вспоминая данный Богу обет, удерживается от безмерной скорби и готовится к поступлению в Покровский монастырь, где и до сих пор еще жива ее мать, а твоя бабка, начальница монастыря». Впоследствии Петр узнал, что мать действительно приняла постриг и жила в одной келии со своей сестрой-монахиней. Прожив в монастыре около десяти лет, она мирно отошла ко Господу.
