КНИЖНЫЕ ТРУДЫ СТАРЦА ПАИСИЯ НА АФОНЕ.
В своем учении о монашеской жизни и устройстве монашеского братства старец Паисий руководствовался писаниями святых отцов Церкви. Но в начале своего пути он долго и безуспешно искал для себя живого руководителя-старца. «Когда я ушел из мира, – рассказывает он, – с горячею ревностью усердно работать Богу в монашестве, я не сподобился в начале моего монашества даже следа от кого-нибудь увидеть здравое и правильное рассуждение, наставление и совет, согласный с учением святых отцов о том, с чего и как мне, неопытному и новоначальному, начинать мое бедное монашество.
Поселившись в одном пустынном монастыре, где по милости Божией я удостоился получить и начало монашеского звания, я не услышал там ни от кого должного разъяснения, что такое послушание, в каком смысле и с какой целью оно установлено и какую оно заключает в себе пользу для послушника. Ни начальник монастыря, ни мой восприемник и старец никакого мне по этому поводу не дали наставления. Постригши меня без всякого предварительного испытания, они предоставили мне жить без всякого духовного руководства. Восприемный мой отец, прожив в монастыре после моего пострижения одну только неделю, ушел неизвестно куда, сказав мне на прощание: «Брат, ты ученый, как тебя Бог научит, так и живи». Оставшись, как овца без пастыря, я начал скитаться там и сям, стремясь найти душе своей пользу, покой и вразумление, и не находил, за исключением блаженных старцев Василия и Михаила, от которых я получил и монашеское наставление, и великую духовную пользу, но с которыми не мог остаться, опасаясь рукоположения во священство. Так я достиг, наконец, тихого и небурного пристанища Святой Горы, надеясь хотя здесь получить некоторую отраду для души своей. Но и здесь я нашел немного братии нашего российского племени, знающих Священное Писание, то есть грамотных. Не отыскав желаемого душе моей руководства, я поселился на некоторое время в уединенной келии и, положившись на волю Божию, начал читать понемногу отеческие книги, получая их от своих благодетелей, сербских и болгарских монастырей, и читал эти книги с большим вниманием. Читая эти книги, я как в зеркале увидел, с чего именно мне надлежало начинать мое бедное монашество, я понял, какой великой благодати Божией я был лишен, не находясь в послушании у опытного духовного наставника и не слыша ни от кого наставления об этом предмете; я понял, что мое бедное так называемое безмолвие – не моей меры, что это есть дело совершенных и бесстрастных. Недоумевая, что делать и кому предать себя в послушание, я скорбел и плакал, как дитя плачет по умершей матери».
Биограф старца Паисия Митрофан свидетельствует: «Он был научен Богом и учением святых отцов посредством чтения и перевода их творений. Древние святые отцы имели пред глазами тех, кто служил для них примером, просияв светом богоугодной жизни и истиной своего учения. Еще обретались учителя, от которых они могли научиться, с юности пребывая подле них и созерцая их беспорочную жизнь и учение, словно некие живые колонны, так что и сами сделались живыми столпами и светом, став наставниками монашеской жизни – общежительной или пустыннической и отшельнической. Наш блаженный отец, напротив, не имел подобного учителя; он искал такового, но не было возможно найти никого. Он трудился со тщанием, просвещаемый Божией благодатью, искал со смирением и обрел в собственном сердце источник ключевой воды, который обильно напоил его самого и других; и чем полнее он оттуда черпал, тем обильнее тот изливался».
С этого времени старец Паисий с особенным усердием стал изучать святоотеческие творения. Правда, он и раньше еще, в раннем детстве, любил читать отеческие книги, но тогда он читал их, не углубляясь в подробности и тонкости их смысла и довольствуясь тем их пониманием, какое непосредственно открывалось его познанию и чувству. Теперь же при более тщательном и постоянном изучении отеческих книг, ища в них не только назидания для себя, но и указания, как строить монашескую жизнь, он заметил в славянских переводах много погрешностей, требовавших проверки и исправления.
И тогда перед ним открылась новая и важная задача заняться пересмотром славянского текста святоотеческих книг и по возможности исправить его, очистив от темных и неясных мест. Вот как он сам рассказывает о начале своих книжных исправлений в письме настоятелю Софрониевой пустыни архимандриту Феодосию: «Когда я еще жил на Святой Горе Афонской, то, зная хорошо из учения и заповедей Богоносных отцов наших, что руководителю братии не следует наставлять и учить по своему единоличному разуму и рассуждению, но нужно держаться истинного и правильного смысла Божественного Писания, как учат Божественные отцы, Вселенские учители, а также учители и наставники монашеской жизни, просвещенные благодатию Святого Духа, зная при том и свое малоумие и боясь, как бы вследствие моего неискусства я и сам не упал, как слепец, в яму и других туда не ввергнул, я и решил принять за непоколебимое основание всякого истинного и правильного наставления Божественное Писание Ветхого и Нового Завета и его истинное толкование благодатию Святого Духа, то есть учение Богоносных отец наших, Вселенских учителей и наставников монашеской жизни, и все апостольские соборные и святых отец правила, каковые содержит Святая Соборная и Апостольская Восточная Церковь, а также и все заповеди и уставы ее.
Все это я принял как руководство для себя и для братии, чтобы и я сам, и братия, живущие со мною, пользуясь всем этим при содействии и вразумлении Божественной благодати, не отступили ни в чем от здравого и чистого соборного разума Святой Православной Церкви. И прежде всего я начал прилежно с помощию Божией приобретать с большим трудом и издержками святоотеческие книги, учащие о послушании и трезвении, о внимании и молитве. Одни из них я переписывал своими руками, другие покупал за деньги, которые добывал собственным трудом для необходимых нужд наших, ограничивая себя постоянно и в пище, и в одежде.
Мы покупали вышеупомянутые святоотеческие книги, писанные славянским языком, и смотрели на них, как на небесное сокровище, свыше нам от Бога посланное. Когда же я читал их усердно в продолжение многих лет, я заметил, что в весьма многих местах в них оказывается непонятная неясность, в других же местах не замечается даже грамматического смысла, хотя я читал и перечитывал их многократно с большим старанием и рассмотрением, тогда как одному только Богу известно, какая печаль наполнила мою душу, и недоумевая, что делать, я подумал, что славянские отеческие книги можно хотя отчасти исправить по другим славянским же книгам.
Я стал своею рукою списывать книгу святого Исихия, пресвитера Иерусалимского, и св. Филофея Синаита, и св. Феодора Едесского с четырех списков, надеясь, согласовав эти списки, найти в них какой-либо грамматический смысл. Но весь мой труд оказался напрасным, потому что и в полученном мною соединении четырех списков я не мог найти смысла. Книгу святого Исаака Сирина я в течение шести недель день и ночь исправлял по другому списку, который, как мне было сказано, во всем был сходен с греческим подлинником, но и этот мой труд пропал даром. Со временем я понял, что свою лучшую книгу я испортил, исправляя ее по худшей.
После этих горьких опытов я увидел, что взял на себя напрасный труд, исправляя славянские книги по славянским же. Тогда я стал старательно расследовать, отчего происходит такая неясность и такой недостаток грамматического смысла в славянских книгах, и пришел к тому заключению, что на это имеются две причины. Первая причина состоит в неискусстве древних переводчиков книг с эллино-греческого языка на славянский, а вторая в неискусстве и небрежности плохих переписчиков. Убедившись в этом, я потерял всякую надежду найти в славянских переводах правильный и истинный смысл, какой заключается в эллино-греческих подлинниках.
Проведя немало лет на Афоне и освоившись с простым греческим языком, я задался мыслью отыскать эллино-греческие отеческие книги и по ним произвести исправление славянских переводов. Я искал во многих местах и неоднократно, но не мог найти. Я ходил в великий Лаврский скит святой Анны и в Кавсокаливу, и в Ватопедский скит святого Димитрия и в другие лавры и монастыри, повсюду расспрашивая знающих людей, опытных и престарелых духовников и благочестивых иноков, и нигде мне не удалось найти ни одной подобной книги, и от всех я получал один и тот же ответ, что они не только не знают этих книг, но даже и имен их составителей не слыхали.
Слушая эти ответы, я впал в совершенное недоумение и изумлялся, как же это в таком святом месте, где жили многие и великие святые, я не только не могу найти желаемых мне отеческих книг, но даже и имен их писателей ни от кого не слышу. И от этого я впал в глубокую печаль. Однако я все-таки не терял надежды на Бога и молил Его, чтобы Он как Всемогущий «ими же весть судьбами» помог мне найти искомое сокровище. И Милосердный Бог не отверг моего пламенного моления и помог мне. Мне удалось, наконец, отыскать желаемые книги, а некоторую часть их даже приобрести в собственность. Произошло это следующим образом.
Однажды я шел с двумя братиями из святой и великой Лавры святого Афанасия к великому лаврскому скиту святой Анны и поравнялся с высоким холмом святого пророка Илии, равным по высоте третьей части главной вершины святого Афона. Под этим холмом на возвышенности находится скит святого Василия Великого, основанный недавно иноками, вышедшими из Кесарии Каппадокийской. Скит расположен в бесплоднейшей местности, где нет ни одного источника воды, и потому в скиту не растут ни виноград, ни маслины, ни смоквы, и братия одною только дождевою водою удовлетворяет свои нужды.
Пришло нам желание зайти в этот скит, частию для поклонения, частью же для осмотра места, так как мы в этом скиту еще не бывали. Когда мы вошли в скит и сели около церкви, увидел нас один инок и радушно пригласил в свою келию, и пошел приготовить нам чего-нибудь поесть, чтобы подкрепить наши силы после трудного пути. Посмотрев на столик, стоявший у окна, я заметил лежавшую на нем раскрытую книгу, которую монах, как видно, переписывал. Я заглянул в книгу и увидел, что это была книга святого Петра Дамаскина. Невыразимая радость охватила мою душу. Я почувствовал, что нашел на земле небесное сокровище.
Когда инок вошел в комнату, я спросил его, каким образом такая драгоценная книга оказалась в его келии? Он ответил мне, что у него имеется еще и другая книга того же святого. На мои дальнейшие расспросы инок сказал, что у них в скиту кроме названных книг можно найти еще книги святого Антония Великого, святого Григория Синаита, святого Филофея, святого Исихия, святого Диодоха, святого Фалассия, святого Симеона Нового Богослова «Слово о молитве», святого Никифора монаха «Слово о молитве», святого Исайи и другие подобные книги.
Когда я спросил его, почему я, столь долгое время разыскивавший эти книги, нигде не находил их, он ответил мне, что причина заключается в том, что эти книги написаны на самом чистом эллино-греческом языке, которого теперь, кроме ученых людей, едва ли кто-либо их греков и разумеет, а потому и книги эти пришли почти в совершенное забвение. Живущие же в этом скиту иноки, находясь еще на своей родине в Кесарии Каппадокийской, слышали об этих книгах и, прийдя во Святую Гору, научились здесь не только простому, но и древнему греческому языку и, отыскав в некоторых монастырях эти книги, переписывают их, читают и стараются по мере сил последовать их учению.
Услышав это и чрезвычайно обрадовавшись, я стал усердно просить брата переписать и для меня эти книги, обещая заплатить ему какую угодно цену за его труд. Но инок, будучи обременен перепискою, отказался и повел меня к другому иноку, тоже занимавшемуся перепиской. Я стал усердно просить и этого брата переписать для меня книги, обещая дать ему тройную цену. Он же, видя мое горячее желание иметь книги, отказался от тройной платы и обещал мне за обычную цену переписать некоторую часть книги, сколько будет в состоянии и сколько Бог «подаст ему руку».
Таким образом старец Паисий получил, наконец, то сокровище, которого так долго искал и смог приступить к исправлению славянских переводов по их древним греческим подлинникам. Это случилось незадолго (всего за два года) до отбытия старца со Святой Горы в Молдовлахию. Инок, взявшийся переписывать для старца святоотеческие книги, успел приготовить ему к этому времени только часть обещанных книг, и старец, приняв эти книги как великую святыню и дар Божий, увез их с собою в Молдовлахию, чтобы там воспользоваться ими как для проверки славянских переводов, так и для самостоятельного перевода их с греческого языка. Об этих трудах старца мы скажем впоследствии, когда перейдем к описанию молдавского периода его жизни.
Между тем число братии в Ильинском скиту продолжало возрастать и уже превысило 50 человек. Старец Паисий не знал, что делать, помещения не хватало и для своей братии, а между тем к нему просились все новые и новые ученики. Напрасно он указывал им на недостаток места и на материальную скудость, ничто не помогало, чем более он с кротостью отсылал их от себя, тем более они с горькими слезами умоляли его не отталкивать их.
Уступая их слезам, он принимал их, возлагая всю свою надежду на Бога. Замечая трудное положение старца, некоторые уважаемые афонские иноки, в том числе и патриарх Серафим, советовали ему перейти в более просторный монастырь Симонопетру, который в это время был никем не занят, так как братия покинула его вследствие задолженности. Паисий подал прошение собору Святой Горы, который разрешил ему перейти в Симонопетру. Старец перешел, взяв с собою половину братии. Но он прожил на новом месте только три месяца. Турецкие заимодавцы, узнав, что в монастыре появились монахи, тотчас же пришли требовать свой долг и насильно взяли у старца 700 левов. Испугавшись других заимодавцев, старец поспешил покинуть Симонопетру и вернулся в Ильинский скит.
Положение братии стало еще тяжелее, так как не предвиделось никакого выхода из материальных затруднений. Теснота помещения, скудость средств, постоянное опасение непосильных налогов, а с другой стороны, невозможность отказывать в приеме новым братиям, желавшим проводить монашескую жизнь под руководством опытного наставника, побуждали старца искать нового местопребывания. Но куда же он мог переселиться со своим многолюдным братством? На Афоне подходящего места не было. Надо было думать о какой-либо другой стране, и такой страною могла быть одна только Молдовлахия.
Эта страна уже давно был знакома старцу Паисию. С нею у него были прочные духовные связи, половина его братии была из Молдовлахии, там процветали и православная вера, и монашеская жизнь, там были благочестивые правители как духовные, так и светские, которые, несомненно, знали о старце Паисии, относились к нему с расположением и уважением и могли предоставить ему и его братству вполне подходящее убежище. Там его общежительное братство могло вполне спокойно существовать и развиваться.
