«Я МОСКВУ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ БЕЗ ТАКОГО, КАК ОН…» (Б. Окуджава) (Памяти Леонида Константиновича Эрдмана (18.01.1940 – 31.01.2003))

31 января — день памяти Леонида Эрдмана

Замечательный испанский писатель и философ М. де Унамуно сказал однажды: «Нужно жить так, чтобы смерть для нас была несправедливостью». Эти слова будто сказаны о Леониде Эрдмане. Не стало на земле человека, при одном воспоминании о котором теплело на сердце, отбегало уныние и появлялись откуда-то силы нести тяготы жизни.

Когда решил записать то, что помнится о Леониде, сами собой всплыли строки из песни Б. Окуджавы, поставленные в заглавии. Наверное, не случайно даже совпадение имен героя песни и всеми нами любимого Леонида.

Всякий человек неповторим, каждый из нас пришел в этот мир, чтобы сказать свое слово, неповторимое и единственное. И конечно, у каждого человека есть свои дары, благодаря которым он может произнести это неповторимое слово. Леня был наделен этими дарами в избытке, с такой щедростью, которой хватило бы на множество людей. Не все из своих даров он использовал в полной мере, но были в его жизни и творчестве, (лучше сказать в творчестве жизни) такие области, где он воплотил их самым дивным образом. Для меня более всего открылись его доброта, его удивительная способность к общению с людьми и песенное творчество.

Москва опустела без Леонида, и это почувствовалось еще до того, как узнал о его кончине. Ранним утром 31 января я поехал в храм свт. Афанасия и Кирилла Александрийских, что на Сивцевом Вражке – там отмечали престольный праздник. Во время богослужения меня не оставляло чувство какой-то невосполнимой утраты. Перебирая в памяти недавние события, мне никак не удавалось понять, что же могло стать причиной такого состояния. Но вместе с тем к концу службы пришло какое-то чувство облегчения, будто свалился с плеч тяжкий груз. Когда уже вечером по возвращении домой мне сообщили, что Леня умер в эту ночь или рано утром, все стало понятно.

***

Перед тем, как приступить к воспоминаниям о Леониде, попытаюсь дать краткие сведения о его семье и основные вехи жизни.

Леонид Константинович Эрдман родился 18 января 1940 года в Москве. Родители его жили на Остоженке в доме № 41, здесь и прошли детские годы Леонида. Он вел свою родословную от известного немецкого врача-терапевта из Виттенберга (на Эльбе, резиденции герцргов и курфюрстров Саксонских) Иоганна-Фридриха Эрдмана (1778–1846), который с 1808 года состоял профессором патологии и терапии в знаменитом Виттенбергском университете. В 1810 году его пригласили в Россию, где он был профессором в Казани и в Дерпте. С 1822 по 1827 годы он служил лейб-медиком Саксонского короля, после чего вернулся в Дерпт, заняв кафедру физиологии и патологии.

Дед Леонида – Карл-Христиан-Фридрих Августович Эрдман (1856–?) окончил Санкт-Петербургский Земледельческий (впоследствии Лесной) институт и дослужился до чина статского советника (5-й класс Табеля о рангах Российской империи) в должности начальника Томского Управления Земледелия и Государственных имуществ. Жена его – Лидия Дмитриевна Рокачевская (1884–?) родила двух сыновей: Георгия (Юрия) в 1904 г. и Константина в 1908 г. (отца Леонида) – все они православного исповедания.

Отец Леонида – Константин Карлович Эрдман (30.03.1908–1995) окончил строительный институт и работал в Томске. Здесь он познакомился с Миной Павловной Факторович, которая приехала на институтскую практику. Молодые люди полюбили друг друга и в 1939 году поженились. Константин Карлович приехал в Москву и поселился в квартире на Остоженке; там обитали еще родители жены и ее сестра Зинаида Павловна. Здесь и появился у молодой четы в 1940 году сын, которого назвали Леонидом.

Старший брат Константина Карловича – Юрий Карлович стал известным врачом-психиатром, жил он и работал в Столбово под Москвой в колонии для душевнобольных. Вместе с ним жила и мать Лидия Дмитриевна, которая после смерти мужа постоянно находилась рядом со старшим сыном. Когда началась война, он эвакуировался в Барнаул, где работал главным врачом клиники и главным эпидемиологом города. Это был замечательный человек, оказавший большое влияние на Леонида. Он был блестяще образован, прекрасно знал литературу, живопись, музыку. Леонид очень любил дядю и считал его своим наставником в жизни.

Когда началась Великая Отечественная война, Лене было полтора года. Константин Карлович направился в военкомат, чтобы уйти добровольцем на фронт, а Леонид с мамой эвакуировались в Стерлитамак. Однако вместо фронта Константина Карловича посадили в концлагерь из-за его немецкого происхождения (хотя по паспорту он был записан русским). Окло двух лет пробыл он в лагере в Тайшете, пройдя муки ГУЛАГа, и все же выжил, что сам воспринимал как чудо. В 1943 году его освободили, но он поехал не к жене с сыном, а в Новосибирск к брату деда. Сюда же примчалась жена, узнавшая о его освобождении. Перед отъездом продала все, что смогла из остатков вещей и купила продукты, чтобы подкормить едва не умершего от дистрофии мужа. Когда Константин Карлович немного окреп, сразу же пошел в военкомат и попросился добровольцем на фронт. С 1943 года и до конца войны провел он в действующей армии, был ранен. Вернулся в 1945 году, из-за ранения прихрамывал. Его реабилитировали после войны.

Мина Павловна с сыном жили в Стерлитамаке полтора года. В 1942 году дед Леонида по матери, работавший начальником бухгалтерии Главсевморпути, эвакуировался с семьей в Красноярск. Тогда же к отцу приехала Мина Павловна с сыном. Здесь они очень голодали, сажали картошку на выделенном участке – эта картошка буквально спасла их от голодной смерти. В 1943 году руководство Главсевморпути вернулось в Москву. Вместе с отцом приехала в столицу и Мина Павловна с Леней.

Учился Леня в мужской школе неподалеку от дома (тогда мальчики и девочки обучались раздельно). Тогда же поступил и в музыкальную школу. Учителя обеих школ говорили, что у Леонида были выдающиеся способности. По окончании школы в 1957 году Леня пытался поступить в Московский университет, но не прошел по конкурсу; пришлось поработать год на стройке. Впоследствии ему очень пригодилась эта практика, так как он каждый год ездил работать со стойотрядами. Муэыкальную школу Леня окончил, не имея соперников по основному своему инструменту – виолончели. Учитель помог ему поступить в Московскую консерваторию по классу виолончели. Ему прочили лавры лауреата. Учился Леонид блестяще, но переиграл руку и решил уйти из консерватории. Тогда он поступил в университет на мехмат, по окончании которого получил распределение в институт системы Гидрометслужбы. Там он защитил в 1970-е годы кандидатскую диссертацию по закрытой теме, там же и проработал до конца своей жизни.

***

Жизнь и судьба каждого человека удивительным образом связана с его именем. «По имени твоему тако и житие твое» – эта фраза постоянно встречается в древней житийной литературе. Имя Леонида означает «тот, кто как лев», «подобный льву». Лев считается царем зверей, это действительно царственное животное. Наш Леонид оправдывал свое имя, была в нем эта царственность, благородство, не только в характере, поступках, но даже во внешнем виде – своей гривой, густой бородой он действительно напоминал льва.
Не меньше поводов для размышлений дает и фамилия Леонида, которая переводится как «земной человек». Он действительно был очень земным человеком, но сейчас душа его воспарила к Небу и прекрасно видит, что Небесное столь же реально, как и земное.

У Леонида было огромное количесво друзей и знакомых, он соединял своей личностью множество внешне не пересекающихся кругов: это школьные друзья, с которыми он не терял связей, множество знакомых из музыкального мира, университетские друзья. Далее – друзья и знакомые по стройотрядам, агитбригадам, затем – по работе, по экспедициям, по ближним и дальним походам. А какой огромный круг – ученики, которых он готовил к поступлению в институт: для многих из них он становился не только учителем, но старшим другом и братом. А люди всё прибывали и прибывали, и для каждого находилось место в его сердце. Так что вряд ли возможно оценить, сколько людей получали его помощь, приобщались к свету, радости, к настоящей полноте жизни.

На внешний взгляд объединяющим началом для всех многочисленных кругов знакомых были песни, удивительный дар Леонида петь так, что души слушателей трепетали, им раскрывалось что-то еще неведомое и прекрасное; его песни учили думать, дарили радость, утешение, бодрость. Но песни и музыка не были для Леонида самоцелью, они становились средством, орудием, с помощью которых он раскрывал близким и дальним понятия чести, достоинства, любви и радости, долга и т. п. Он помогал людям не только конкретными делами, еще более помогал он собственным примером, показывая как можно и нужно жить, чтобы оставаться достойным назначения человека. Сам бы Леня посмеялся, если бы услышал при жизни про себя такие слова и обязательно рассказал бы какую-нибудь веселую историю.

Кагда его пытались хвалить, он становился ироничным, старался прервать похвалу каким-нибудь смешным рассказом. Он сразу же корчевал всякие ростки тщеславия из своей души, а чаще всего просто не позволял им укорениться – и в этом ирония, шутка очень помогали ему.

Ни разу мне не пришлось видеть его унылым или раздраженным. Поражали постоянная бодрость, собранность, веселость, готовность в любое мгновение действовать. Его постоянно окружало множество людей, и он умудрялся быть нужным каждому. Встречаясь с человеком, Леня не обременял его своими проблемами, но сам был чрезвычайно внимателен к близким и очень хорошо помнил их нужды.

Замечательна его постоянная готовность помочь, что-то подарить человеку. Сегодня мы видим неуемное желание многих всё грести под себя, брать, брать, брать, а если не дают – отнимать. Леня в общении с друзьями был постоянно дающей стороной, он щедро делился всем: книгами, мыслями, какими-то нужными другим вещами; невозможно исчислить его дары многим из нас. Эта способность отдавать, а не копить, собирать что-то про запас, была неотъемлемой частью его души.

Особенно благодарен я Леониду за одно благодеяние. Думаю, что оно зачтется ему, как драгоценный дар, который он сделал человеку в самый нужный момент его жизни. После долгих сомнений и колебаний, поисков всяческих смыслов я решил креститься в Православной Церкви. К этому событию нужно было подготовиться: выучить Символ веры, кое-что почитать, побыть наедине с собой. Но такой возможности у меня не было: жил с родителями, а отец был убежденным атеистом, и в доме нельзя было держать религиозную литературу. И тут Леня, все это знавший, вручил мне ключ от своей однокомнатной квартиры, сказав, что я могу пожить в ней, причем речь не шла о том, что он куда-то уезжал. Просто он почувствовал, как мне это было нужно, и по-царски распорядился своим достоянием, уступив его тому, кто нуждался в этот момент. Иногда он приходил, спрашивал, как идут дела – и снова исчезал. Продолжалось это несколько месяцев. Как раз мне хватило времени, чтобы собраться и приготовиться к такому важному событию в жизни.

После совершения Таинства крещения я вернулся в его дом, всю ночь провел читая правило и Псалтирь, а рано утром поехал в храм Святой Троицы, что на Воробьевых горах – там впервые в жизни исповедался и причастился. Так что с помощью Леонида началась для меня совершенно иная, потрясающая жизнь, по правде только с того момента и началась настоящая жизнь. Впоследствии Леня мне также давал ключ от своего дома, когда уезжал в экспедицию на очередном корабле. И снова мое сердце переполнялось благодарностью ему за этот дар.

Леня рассказывал, что долго колебался, какой путь выбрать: консерваторию или университет. Ведь он блестяще закончил музыкальную школу, по свидетельству соучеников был лучшим виолончелистом выпуска. Затем поступил в консерваторию, но переиграл руку и решил сменить профессию: поступил в университет и стал математиком. Помнится, не раз он с удивлением говорил: как люди не понимают, что математика – это гуманитарная наука, а не точная…

Но музыка все-таки оставалась стержнем его жизни, его главной любовью. Иногда мне казалось, что он сожалел о своем выборе, но менять что-то было уже невозможно. В сердцах друзей и близких он остался как музыкант и певец. В одной из последних наших бесед я сказал Леониду, что его песни, та радость, то утешение, которые дарили близким эти песни – это главное, что останется с нами. Леня ответил, что знает это и потому пытается сделать записи для друзей. В течение 70-80-х годов мы постоянно жили в ожидании встреч, на которые Леня придет с гитарой. Конечно, останется с нами и все добро, которое он сделал людям, и не только останется на земле, но и перейдет в вечность. И все же сейчас трудно выразить словами, насколько нужны были нам тогда эти песни.

То были удивительные годы. Сейчас их называют «застоем». Это обидное слово совершенно не отражает того, что происходило в душах людей. Это было время внутреннего собирания, подготовки к настоящим делам, время для которых пришло в 90-е годы.

Познакомились мы где-то в самом начале 70-х годов. Я только что окончил институт, работал, но главной страстью были тогда книги – они-то и свели нас с Леонидом. Встретились мы впервые в букинистическом магазине на Пушечной улице, и с того времени постоянно пересекались в домах общих друзей, часто приходилось мне бывать в его гостеприимной квартире на ВДНХ, заваленной горами книг, из которых он каждый раз вытаскивал и дарил какой-нибудь очередной раритет. Мы подолгу беседовали – в основном о прочитанном, о новых книгах, о событиях в нашей стране.

«Нам было все дано сторицей»,– скажет Леня в одной из своих песен – и это очень точные слова. Мы жили легко и радостно. Конечно, у каждого были свои трудности, переживания, скорби. Но главным настроением оставалась надежда; перед нами открывался огромный мир. Тогда начался массовый выпуск книг о наследии Древней Руси, выходило множество прекрасных альбомов по искусству. Книги нас объединяли, но они были поводом, а не причиной встреч. У Леонида был дар соединять людей, и делал он это по-царски. Скольких друзей он подарил мне, сколько интереснейших встреч и событий совершилось через него и с его участием.

Все мы много ездили тогда: билеты и еда стоили очень дешево, и нам были доступны поездки в самые отдаленные концы нашей великой России. Леня бывал и за границей, что в те годы было редкостью. И каждый раз он привозил какие-нибудь маленькие подарки, сувениры соответствующие интересам друзей. Сегодня с благоговением и радостью смотрю на эти следы его руки в своем доме. Вот лежит спичечный коробок из Японии с изображением старинных цветных гравюр. Леня знал о моей любви к японскому искусству и умудрился привезти такой подарок, который не требует особых затрат, а радость от него храню и до сего дня.

Быть может, самой большой родостью было тогда общение с единомысленными тебе людьми. Мы часто собирались: в Пушкинские дни, встречались в дни рождений друзей, собирались после отпусков и каких-то интересных поездок. Я увлекался тогда фотографией и привозил из разных краев матушки России серии слайдов,– тогда мы собирались, чтобы посмотреть их в сопровождении рассказа об увиденном. Особенно многолюдны бывали собрания в день рождения Леонада – кстати, это Рождественский сочельник.

В квартире Леонида постоянно собирались друзья, знакомые. Конечно, бывало шумно, поскольку народ приходил «пообщаться». Пели песни, Леня играл на фортепиано. Соседям это не нравилось, поэтому на него постоянно жаловались, после чего приходили милиционеры, бывало, что проверяли документы у собравшихся. Вспоминается, как особенно взъелась на Леонида одна соседка, Однажды она сказала ему:
– О таких как вы пишут фельетоны в «Московской правде.
Леня спокойно ответил:
– Мадам, вынужден вас огорчить, я не читаю этот о́рган.

Особенно весело и даже бурно отмечались дни рождения Леонида. Народа собиралось столько, что стола на хватало и тогда в ход шел испытанный прием: снималась с петель дверь в совмещенный санузел и на ней сервировался стол. Если гости не умещались вокруг этой двери, снималась входная – но и ее не всегда хватало. Перед днем рождения приглашались знакомые «барышни» для уборки и приведения квартиры в относительный порядок. Одна из знакомых Леонида, участвовавшая в подобной уборке, рассказывает, как обнаружила на кухне старую засохшую рыбу, увидев которую он сказал:
– Это та самая рыба, которая первой вышла из мирового океана на сушу.

На критические замечания по поводу беспорядка и отсутствия «влажной уборки» в доме Леня немедленно ответил известным анекдотом о том, как кого-то три дня в бане отмывали и на третий день обнаружили на нем майку. Молодые друзья Леонида говорили, что его квартира – это хит.

Обычно празднование продолжалось допоздна и многие друзья Леонида помнят эти дни, но особенно – ночи, поскольку в Крещенский сочельник, как правило, стоял трескучий мороз и приходилось, дрожа от холода бежать до метро мимо мухинского шедевра, поскольку наземный транспорт уже не ходил.

Вообще-то Ленина квартира представляла собой царство книг. Казалось, что они пребывают в полном беспорядке. Однако хозяин удивительным образом находил нужные книги среди этих гор. Книги Леня любил, но не было у него жадности, как у многих собирателей. Он спокойно давал для работы или прочтения даже очень ценные и редкие книги, но обязательно на срок. Мне приходилось пользоваться его библиотекой – и чего там только не было!

У Леонида было замечательное чувство юмора, которое помогало преодолевать многое. На память приходит несколько случаев.

Едет Леня в трамвае или троллейбусе, одет в плащ, волосы сзади подвязаны хвостиком. Стоявшая за его спиной старушка не разглядела как следует, кто перед ней стоит и спросила:
– Женщина, вы выходите?
Леня оборачивается к ней и громко на весь салон произносит своим раскатистым баритоном:
– Девица я!
Конечно, пассажиры от хохота едва под лавки не полезли.

Другой случай, уже в метро происшедший. На платформе стоит толпа народа. Подошел поезд и все дружно рванули в вагон. Уже прозвучал голос в громкоговорителе: «Осторожно, двери закрываются!», а люди никак не могут протиснуться в вагон. Леня стоит в этой толпе, вслед за ним молодая женщина пытается как-то обойти его, но у нее не получается, поскольку спина у Леонида достаточно широкая. Тогда женщина, видя, что не успевает влезть в вагон, с досады стукнула Леонида по спине кулаком. Можно себе представить реакцию обычного человека на такое «приветствие». Но наш друг обернулся к этой даме, галантно поклонился и сказал:
– Благодарю вас, мадам!
Нужно было видеть лицо этой женщины: оно во мгновение изменилось. Вместо злобы на нем появилось выражение стыда и раскаяния. Думаю, что немногие из моих знакомых, да и я сам смогли бы так замечательно среагировать на подобную ситуацию.

А вот еще один диалог в вагонной давке. Какая-то дама возмущенно говорит Леониду:
– Может быть, вы вообще на меня ляжете?!
– Я обдумаю ваше предложение,– ответил Леня.

Вспоминается и такой случай. Подмосковный лес зимой, день морозный, но удивительно солнечный и ясный. Леня, разгорячившись от быстрого бега на лыжах, разделся по пояс. Навстречу появилась кампания лыжников. Увидев столь необычно одетого бегуна, кто-то решил подшутить над ним:
– Скажите пожалуйста, молодой человек, вы не из сумасшедшего дома?
– А вы что, своих ищете? – ответил Леня вопросом на вопрос.

В памяти сохранился и такой перл, услышанный от Леонида:
– Ты знаешь, чем отличается автор от соавтора? Это отличие, как пение от сопения.

Будучи профессиональным музыкантом, Леонид позволял себе и музыкальные шутки. Рассказывают, как в середине 70-х годов он на концерте в Институте физических проблем сыграл дуэт: сам он на виолончели исполнил «Полет шмеля», а его партнер – буги-вуги. Восторг зала был наградой музыкантам. Сам Леня объявил этот номер как «Полет шмуля». Другая его музыкальная шутка – игра на фортепиано «Барыни» в миноре – очень смешно получалось.

Приехав из какого-то дальнего путешествия, Леня узнал, что его друг находится в больнице после операции аппендицита. Сразу же с вокзала он отправился в больницу навестить его. И вот представим такую сцену: в дверях палаты появился сияющий Леонид в штормовке, с рюкзаком и гитарой, и своим громовым голосом спросил:
– А где тут обре́занный лежит?
Подойдя к другу, лежащему на кровати, Леня протянул ему апельсин со словами:
– Держи, студент, этот о́рган. И вот тебе еще один подарок – красиво изданная брошюра на английском языке с названием «Откуда берутся дети».
Надо сказать, что подарки Леня всегда делал с особым смыслом, зная жизнь человека, его интересы и проблемы. Так что, скорее всего, и эти подарки не случайны.
Псле того, как Леня ушел из палаты, медсестры спросили у «обрезанного»:
– Это ваш друг?
– Да.
Видно было, какое сильное впечатление произвел на них этот визит.

Остроумие Леонида было редчайшим, это еще одна сторона его характера, которая особенно привлекала людей. Сам Леня как-то сказал: «Мой юмор меня переживет». Сейчас мы можем уверенно произнести эту фразу в прошедшем времени: «пережил».

Печать