Вход в Иерусалим произошел 9 нисана, что соответствует апрелю. Апрель – восьмой месяц по ветхозаветному и церковному календарю. В этом месяце совершился не только Вход Господень в Иерусалим, но и Воскресение Христово. Поэтому этот день, знаменующий победу над смертью и начало вечной жизни, естественно празднуется в восьмом месяце, ибо восемь – число будущего века. Для ветхозаветного человечества праздник Входа в Иерусалим – начало спасения; это и обетование спасения всей твари, всего космоса.
Для античного мира это момент, когда произошла встреча и узнавание Истинного Бога. Ведь именно в день Входа Господня в Иерусалим подошли эллины к апостолу Филиппу и попросили у него встречи с Иисусом. И Господь сказал тогда: «Пришел час прославиться Сыну Человеческому» (Ин. 12, 23), и после этого сказал эллинам, а через них и всем языческим народам, притчу о зерне. Он обращается к эллинам: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12, 24). В этих словах Христос не только предсказывает пролитие Крови Своей и вечную связь Свою с землей, принявшей Его жертву, но указывает на то, что доколе не прейдет земля, вновь и вновь будет совершаться жертва для спасения сынов человеческих, захваченных силами тьмы. Тотчас после притчи о зерне Господь указывает народу путь спасения: «Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную. Кто Мне служит, Мне да последует, и где Я, там и слуга Мой будет; и кто Мне служит, того почтит Отец Мой» (Ин. 12, 25–26).
Господь указывает, что чувство себялюбия губит душу человека, низвергает ее в глубины падения. Тот же, кто не жалея своей души («ненавидя ее»), тратит свои лучшие чувства на помощь людям, на дела любви и милосердия, отрекаясь от своего хотения, тот «сохранит ее в жизнь вечную». И снова Господь, как и многократно в Евангелии, указывает на путь прямой и безошибочный: «Кто Мне служит, Мне да последует, и где Я, там и слуга Мой будет; и кто Мне служит, того почтит Отец Мой» (Ин. 12, 26). Ибо тот, кто идет вместе с Ним одной дорогой, непременно придет к познанию Истины.
Еще в VIII веке до Рождества Христова месяц апрель получил в Риме наименование «aprilis» – априлис, от глагола «aperire» – «показьвать, обнаруживать». Варрон и другие римские писатели объясняли название месяца появлением всходов растений и рождением молодняка. В этот месяц земледельцы пололи, мотыжили землю, старались уберечь молодые всходы и всю растительность от различных напастей.
Замечательные слова сказал о месяце апреле преподобный авва Исаия. Он напомнил сказанное в книге «Исход»: «И сказал Господь Моисею и Аарону в земле Египетской, говоря: месяц сей да будет у вас началом месяцев; первый да будет он у вас между месяцами года» (Исх. 12, 1–2). Далее преподобный говорит: «Он (месяц сей) приносит радость всей твари; он, разверзая землю, облекает одеждою обнаженные деревья; он приносит радость всем животным, он распространяет между всеми веселие, он для христиан есть первый месяц, то есть время воскресения, в которое прославлены будут тела их неизреченным светом еще ныне в них сокровенным, то есть силою Духа, Который будет тогда их одеяние, пища, питие радование, веселие, мир, вечная жизнь». (Добротолюбие, т. 1).
Господь входит в Иерусалим, чтобы совершить Свою Великую Жертву для всего мира, чтобы восстановить разрушенное единство. И мы видим из евангельского повествования, что не только человечество, но и вся природа, силы стихий встречают и славят Господа. Вся Вселенная радуется и встречает Христа как победителя смерти. И мы сейчас снова возвратимся к символу входа Господа в Иерусалим на осле.
Господь воссел на осла, на которого никто не садился: это – символ обуздания воли. Человек, соблазненный падшим ангелом, своей собственной волей нарушил союз с Богом. И Господь в событии Входа в Иерусалим обуздывает волю. Как Второй Адам Христос пришел исправить искаженную волю и потому добровольно принимает страдания и крестную смерть, являя полное послушание Отцу Небесному.
Окончательная победа над падшей волей произойдет в великом таинстве Моления о чаше: «Не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22, 42). Это «да будет» навсегда утверждает восстановление падшей воли человека. Конечно, человеку трудно отказаться от своей воли, но Господь укрепляет нас и помогает идти до конца, помогает стать послушными Воле Отчей и обрести жизнь вечную. Для того и пострадал Господь, чтобы очистить, освятить нас, всех призвать к Себе, избавить от неверия, грехов наших и всего, что удаляет человека от Бога в жизни cей от общения и единства с Ним в вечности.
Вход Господень в Иерусалим прообразует Второе Пришествие Христа. В Своем Первом Пришествии на землю Он явил Себя человечеству как Искупитель и Спаситель; во Втором – придет как Царь мира и Судия.
ПРАЗДНОВАНИЕ ВЕРБНОГО ВОСКРЕСЕНЬЯ НА РУСИ
На Руси праздник Входа Господня в Иерусалим появился вместе с принятием христианства. В так называемом Типографском Уставе X в. мы находим описание обряда раздачи ваий (верб) на утрене Вербного воскресенья, после чтения Евангелия.
С праздником Входа Господня в Иерусалим в древности у нас был связан обряд «шествия на осляти». Обряд этот был занесен к нам из Греции, где о нем упоминается в памятниках IX–X вв. Он совершался во многих больших городах – в Москве, Новгороде, Астрахани, Ростове, Рязани, Казани, Тобольске. В Москве он просуществовал до 1697 года, в других городах перестал совершаться еще раньше. Должно быть, в России «шествие на осляти» приобрело свои, чисто русские особенности. Антиохийский патриарх Макарий, бывший с сопровождавшими его лицами у нас в России в половине XVII века, обратил на этот обряд особое внимание, что отметил в своих воспоминаниях спутник патриарха Макария архидиакон Павел Алеппский. Нет сомнения, что патриарх и его спутники хорошо были знакомы с этим обрядом, совершавшимся у них на Востоке, и, тем не менее, они были восхищены, наблюдая, как он совершался у нас. Павел Алеппский говорит, что это «удивительный обряд, который совершается у русских в этот день и от которого мы пришли в восхищение» Обряд «шествия на осляти» образно воспроизводил событие Входа Господня в Иерусалим. Вот как, по описанию Павла Алеппского, совершался он в Москве (в 1655 г.).
Утром в воскресенье, после утрени, иподиаконы и диаконы при пении праздничных стихир встречали в патриарших покоях патриарха и сопровождали его в Успенский собор. При входе в храм совершалась встреча патриарха «со славою». Патриарха облачали, затем всем раздавались вербы. Войдя в алтарь, патриарх после каждения брал Евангелие и крест, и начинался крестный ход. Патриарху подводили покрытую белым холстом лошадь, особо убранную для этого случая. На лошади вместо седла было обитое бархатом седалище в виде кресла. Патриарх садился на лошадь, держа в правой руке крест, а в левой – Евангелие. Под звон колоколов московских храмов царский наместник брал лошадь за узду, и медленным шагом крестный ход двигался к храму св. Василия Блаженного, один из приделов которого был Входоиерусалимский. Архидиакон и несколько диаконов совершали каждение. Патриарх благословлял всех крестом «по странам».
С обеих сторон шествия стояли стрельцы во главе со своими сотниками. Их дети в возрасте от десяти до пятнадцати лет расстилали во время шествия с двух противоположных сторон под ноги лошади разноцветные свои кафтаны. Когда лошадь проходила, они вновь забегали вперед и вновь постилали свои кафтаны. И так во все время шествия. У храма св. Василия Блаженного патриарх сходил с лошади, вступал во Входоиерусалимский придел, где читал Евангелие праздника и трижды осенял всех крестом на все стороны. Архидиакон, кадя патриарху, произносил: «Господу помолимся, рцем вси». Патриарх, приложившись ко кресту и иконе праздника, произносил праздничный отпуст, затем снова садился на лошадь, и шествие, под звон колоколов, в прежнем порядке возвращалось в Успенский собор, где сразу же совершались часы и литургия. В заключение своего повествования Павел Алеппский говорит: «Вот описание того, что мы видели из удивительных вещей… в стране московитов в Вербное воскресенье». (Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII в., описанное его сыном архидиаконом Павлом Алеппским. Перевод с арабского Г. Муркоса. Вып. III. M., 1898, стр. 176).)
Особенностью обряда «шествия на осляти» было еще то, что перед крестным ходом везли большое дерево в санях. Ветви дерева украшали яблоками и кистями из изюма и леденцов. В санях вокруг дерева стояли шесть мальчиков в стихарях и пели стихиры в честь празднуемого события. По возвращении крестного хода в Успенский собор дерево оставляли около южных врат храма. По окончании литургии, после отпуста, патриарх выходил из храма южными вратами. Подойдя к дереву, он кадил его, читал над ним молитву и благословлял. Затем, по приказанию патриарха, один из стрельцов отсекал от дерева две ветви, которые разрезали на мелкие части и вместе с изюмом, сластями и яблоками отсылали на серебряном подносе к царскому столу. Остальные части дерева разделялись богомольцам. Павел Алеппский замечает, что русские имеют большую веру в целебную силу этого дерева, приемля частицы его с большим благоговением. В конце XVII века чин был сохранен только за патриаршим богослужением, со времен Петра I перестал совершаться. (Чин «хождения на осляти» совершался в Иерусалиме еще в начале прошлого столетия.)
И в наши дни в воспоминание того, как Господь Иисус Христос был торжественно встречен при Его вхождении в Иерусалим, Святая Церковь торжественно совершает этот праздник, прославляя Христа Спасителя, грядущего в Иерусалим – не к временной славе, а для искупительных страданий, как вечного Царя и Господа, Победителя страданий и смерти.
Белые сережки распускающейся вербы в наших руках в то время, когда просыпается окружающая нас природа, знаменуют победу жизни над смертью и говорят и о нашем будущем воскресении. Зажженные свечи в руках молящихся символизируют немеркнущий свет вечной жизни.
Этот праздник помогает нам войти в страстные дни с надеждой, с уверенностью, что мы идем к Пасхе, к переходу от временного к вечному, от смерти к жизни, со светом и с радостью грядущего воскресения.
***
НА CТPACТНОЙ
Еще кругом ночная мгла,
Еще так рано в мире,
Что звездам в небе нет числа,
И если бы земля могла,
Она бы Паcxy проспала
Под чтение Псалтири.
Еще кругом ночная мгла:
Такая рань на свете,
Что площадь вечности легла
От перекрестка до угла,
И до рассвета и тепла
Еще тысячелетье.
Еще земля голым-гола,
И ей ночами не в чем
Раскачивать колокола
И вторить с воли певчим.
И со страстного четверга
Вплоть до страстной субботы
Вода буравит берега
И вьет водовороты.
И лес раздет и непокрыт,
И нa Страстях Христовых,
Как строй молящихся, стоит
Толпой стволов сосновых.
А в городе, на небольшом
Пространстве, как на сходке,
Деревья смотрят нагишом
В церковные решетки.
И взгляд их ужасом объят,
Понятна их тревога,
Сады выходят из оград,
Колеблется земли уклад:
Они хоронят Бога.
И видят свет у Царских врат,
И черный плат, и свечек ряд,
Заплаканные лица –
И вдруг навстречу крестный ход
Выходит с Плащаницей,
И две березы у ворот
Должны посторониться.
И шествие обходит двор
По краю тротуара,
И вносит с улицы в притвор
Весну, весенний разговор,
И воздух с привкусом просфор
И вешнего угара.
И март разбрасывает снег
На паперти толпе калек,
Как будто вышел человек,
И вынес, и открыл ковчег,
И все до нитки роздал.
И пенье длится до зари,
И, нарыдавшись вдосталь,
Доходят тише изнутри
На пустыри под фонари
Псалтирь или Апостол.
Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
Заслышав слух весенний,
Что только-только распогодь,
Смерть можно будет побороть
Усильем Воскресенья.
(Борис Пастернак)
Добавьте комментарий