В МОЛДАВИИ
По приезде в Слободзею мы поселились в бараке. У нас было две комнаты с отдельным входом. Здесь особенно раскрылся у моей мамы дар утешения скорбящих. К нам постоянно приходили соседки, рассказывали о своих трудностях в отношениях с мужьями и знакомыми. Мама умела замечательно слушать и сочувствовать бедам и горестям людей. Она умела вселить бодрость в унывающую душу.Работала мама диспетчером на МТС,– директор говорил, что у него никогда не было такого исполнительного и добросовестного сотрудника. Она вычертила на больших листах ватмана график движения всей техники, так что в любой момент можно было увидеть, где в данный момент и на какой срок находятся трактора, машины, механизмы. В Молдавии мама окончила курсы шоферов, сдала теорию на «отлично», но вождение завалила, так как не имела практики. Сама потом, смеясь, рассказывала, как на экзамене по вождению на повороте вместо ручки переключения коробки передач схватилась за колено экзаменатора.
В те годы часто ходили по домам нищие, просили подаяние. Когда они появлялись у нашего барака, их отправляли в первую очередь к Марии Сергеевне, говоря, что она обязательно подаст. И точно, ни один из просящих не уходил от нее без подаяния. Часто она кормила приходящих, когда отца не было дома.
Однажды ночью к нам постучали. Мама открыла дверь – на пороге стоял совершенно незнакомый мужчина средних лет. Он представился и сказал, что ему негде переночевать. Сам он немец, высланный после начала Великой Отечественной войны из Молдавии в Казахстан. По профессии комбайнер и хочет устроиться на работу в МТС. Добрался до Слободзеи к ночи, стучал во все двери нашего барака, но никто не принял, а некоторые даже дверь не открыли. Показал свои документы. Мама стала уговаривать отца разрешить переночевать гостю у нас. Отец нехотя согласился. Мама накормила пришедшего и постелила на полу, так как другого места для ночлега не было. Потом этот комбайнер устроился на работу и заходил к нам, благодарил за помощь.
***
Запомнился мне также случай, когда мама приняла в дом молодого мужчину, вернувшегося из мест заключения. Никто из обитателей нашего барака не согласился открыть ему дверь, а мама не только впустила его в дом, но и оставила на ночлег. Потом этот молодой человек устроился на работу и часто заходил к маме. Он относился к ней с удивительными почтением и любовью, говорил, что она для него дороже, чем родная мать и что таких женщин он никогда не встречал в жизни.
***
Вспоминается еще один случай, о котором мама не раз рассказывала приходившим к нам, особенно детям. По улицам села бегало множество бродячих собак, и время от времени егеря отстреливали их – по приказу начальства. Зрелище было ужасное.
И вот, во время очередной охоты на собак к маме прибежали ребята из нашего барака и принесли щенка дворняжки:
– Мария Сергеевна, спасите его, сейчас собак убивают, а нам жалко щенка. В дом родители не разрешают принести, может быть, вы спрячете его, пока собачники не уйдут.
Опасность была совершенно реальной, так как неподалеку уже раздавались выстрелы. Мама взяла щенка и оставила его в доме на несколько дней, пока опасность не миновала, а затем выпустила его на улицу. С того времени щенок почти не отходил от наших дверей. Мама кормила подрастающего щенка, дала ему, вернее ей, кличку «Дамка». Потом соседи стали упрекать маму, что собака никому не дает пройти в дом,– тогда мама попросила отца сделать конуру. Так у Дамки появился свой домик, и пришлось посадить ее на цепь.
Впоследствии по очередному «судьбоносному» решению генсека Хрущева МТС повсеместно стали упразднять. Отец, хорошо знавший состояние нашего сельского хозяйства, называл это решение полным идиотизмом, который приведет к разрушению всего сложившегося хозяйственного комплекса на селе. Колхозы, которые должны были выкупать технику из МТС, не имели ни денежных средств, ни ремонтной базы, ни помещений для хранения техники. Но этот безумный указ был жестко выполнен.
В результате отца уволили из МТС и предложили работать главным зоотехником колхоза имени XX партсъезда. Тогда наша семья переехала в отдельный дом, выделенный колхозом. Вместе с нами переселилась и Дамка.
Мама рассказывала о том, как через несколько лет к нам в дом пришел мальчик, который принес к ней Дамку, когда отстреливали собак. Приведу здесь ее рассказ:
«Когда Дамка увидела своего спасителя, а он был уже юношей и все эти годы не появлялся в нашем доме, то она бросилась к нему, поднялась на задние лапы и стала лизать его руки. Юноша присел перед ней, и тогда Дамка стала лизать его лицо, прижимаясь головой к голове. Это было так трогательно и умилительно, что я не могла удержать слезы. Как животное помнит добро, совершенное человеком! Через столько лет собака благодарила своего спасителя.
Когда мы уезжали из Молдавии, труднее всего мне было расставаться с Дамкой. Я постоянно вспоминаю ее, и то, как она любила нас, какую верность хранила. Мне потом писали из Слободзеи, как Дамка тосковала и с мольбой и ожиданием смотрела на входящих в калитку,– а вдруг появится ее любимая хозяйка…
Очень трудно расставаться с животными, которые являют такую удивительную любовь и верность. Много было в моей жизни таких расставаний. Поэтому я к концу жизни не хотела держать животных в доме, хотя много раз предлагали мне взять цыплят. Но как их потом убивать и есть? Я не могу себе этого сейчас представить. Никогда не могла убивать животных, даже работая зоотехником, или когда держала в домашнем хозяйстве птицу. Просила, чтобы кто-то помог сделать это. Конечно, я понимаю, что животные приносят себя в жертву ради того, чтобы люди могли жить. Но самой мне это было сделать невозможно…»
***
Наш новый дом также был открыт для людей: к нам постоянно приходили новые соседи, да и старые знакомые часто навещали маму. Дом, в котором мы поселились, находился через дорогу от храма. Церковь в Слободзее была прекрасной архитектуры, с отдельно стоящей колокольней. Отец был главным зоотехником колхоза, членом партии, поэтому мама не могла открыто ходить на службы, чтобы не навлечь на него неприятности. Обычно она ходила в храм, когда там не было народа, ставила свечи, молилась, подавала записки. Но в селе, где каждый человек на виду,– не скроешься и соседи знали, что Мария Сергеевна – верующая. Единственным исключением была Пасха: каждый год мама молилась в храме на Пасхальной службе и разрешала мне дождаться крестного хода.
Пасхальные дни в нашем доме проходили празднично. Мама пекла куличи, делала творожную пасху, а я обязательно помогал красить яйца. На Светлое Воскресение в наш дом приходило много гостей, поздравляли, сидели за праздничным столом. Торжественно отмечали мы и Рождество Христово. В Рождественские дни к нам приходили дети, пели колядки, и мама угощала всех сладостями, дарила деньги.
Помню, как переживала и плакала мама, когда во время хрущевских гонений на веру закрывали наш храм. Верующие женщины в течение трех месяцев днем и ночью дежурили у храма, охраняя его от разорения и осквернения. Мама очень хотела присоединиться к ним, но отец запретил ей даже появляться у церкви. В конце лета по указу властей зацепили стальным тросом колокольню и с помощью тракторов свалили ее. Проделали это ночью. Потом приехала милиция, народ разогнали и стали выносить из храма иконы, утварь и грузить на машину. Здание храма приспособили под склад, а затем снесли.
***
Слободзея расположена на левом берегу Днестра. На правом берегу реки, в нескольких километрах, находился знаменитый Новонямецкий монастырь, основанный в XIX веке учениками и последователями преподобного Паисия Величковского. Однажды я договорился со своим одноклассником поехать в монастырь на велосипедах. Мама очень обрадовалась моему желанию, отпустила в поход с ночевкой, и приготовила еду на дорогу. Мы благополучно доехали до села Кицканы, где находился монастырь. Для меня это была первая в жизни поездка в действующий монастырь. Величественно устремлялся к небу купол главного Вознесенского собора, рядом с ним возвышалась самая высокая в Молдавии колокольню. Здесь я впервые увидел монахов. Вернувшись из поездки, я с восторгом рассказывал маме о том, что удалось увидеть и услышать о знаменитом монастыре. К несчастью, Новонямецкий монастырь разделил судьбу многих обителей, закрытых во время хрущевских гонений. (В начале 90-х годов монастырь начал возрождаться. Здесь построена и освящена церковь в честь преп. Паисия – небесного покровителя обители, открыта духовная семинария.)
***
После закрытия МТС мама работала оператором на инкубаторной станции. Тогда же она окончила курсы кройки и шитья и курсы вязания. Большинство вещей, которые носили члены нашей маленькой семьи, были сшиты ее руками. Кроме того, она научилась делать великолепное вино, у нее был дар винодела: все, кто пробовали ее вино, говорили, что оно необыкновенно вкусное.
Впоследствии, уже на Сходне, мама приготовляла вино из яблочного сока, добавляя в него варенья из ягод собственного сада. Получался необыкновенный букет: вино получалось ароматным, сладким и бодрящим. Многие замечали, что это вино помогает от головной боли, и использовали его как лекарство. Мама все делала с молитвой и любовью. Энергия ее любви одухотворяла все, к чему она прикасалась.
В Слободзее у нас образовался настоящий птичник: сто голов гусей, уток, кур. Ведь мама по профессии была птицеводом и хорошо знала, как растить птицу. К ней нередко приходили за консультациями по этому поводу.
***
Когда я с институтскими друзьями приехал во время летних каникул на отдых в Слободзею, мы остановились на постой у наших бывших соседей. Когда я заходил к другим нашим соседям с просьбой продать свежие овощи и фрукты (там у всех были большие сады и огороды), то у меня не брали деньги, говоря:
– Мы не можем брать деньги у сына Марии Сергеевны, это святая женщина!
БОГОРОДСКОЕ
Богородское – сохранило свое древнее название с 1689 г., когда здесь была построена деревянная часовня. Ныне существующий храм во имя Преображения Господня воздвигнут в 1880 г. В храме находится несколько древних чтимых икон Божией Матери: Тихвинская, Смоленская, Иерусалимская.
После воцерковления я стал постоянно ходить на службы в деревянную церковь Преображения Господня, в селе Богородском. Мой духовник направил меня сюда учиться петь и читать на клиросе. Впервые я встал на клирос левого хора на всенощном бдении в праздник Сретения Господня в 1976 году. В конце службы одна из певчих – Мария Ивановна Полисадова сказала:
– Завтра мы поем на ранней Литургии, тебе далеко добираться, поэтому вряд ли ты успеешь. Пойдем ко мне, помолимся, почитаем правило ко причащению. Рано утром придем в храм и даст Бог – причастимся.
Я с радостью согласился. Так, по милости Божией, я впервые попал в дом к этой замечательной русской женщине. Родилась она в Костромской земле, неподалеку от Буя. Затем переехала в Москву, работала няней в разных домах, а потом получила комнату в Богородском, рядом с храмом. Мария Ивановна была духовной дочерью известной московской старицы схимонахини Ольги (Ложкиной; 1871-1973). Прозорливая старица провидела, что Мария Ивановна будет принимать у себя людей и потому завещала духовной дочери свой обеденный стол. В доме Марии Ивановны постоянно собирались духовные чада старицы; здесь находили приют священники и монахи из разных краев России. В этом благодатном доме я встретил многих замечательных людей, одним из которых был протоиерей Василий Швец. Благодаря знакомству с Марией Ивановной мне посчастливилось составить жизнеописание схимонахини Ольги.
Узнав, что я хожу на службы в Богородский храм, где есть придел во имя Тихвинской иконы Божией Матери и Ее Тихвинский чудотворный образ, мама стала ездить сюда вместе со мной. Она очень полюбила и сам храм, и служивших в нем священников, полюбила клирошан и познакомилась со многими прихожанами. Мы каждый год встречали здесь Рождество Христово и Пасху. Останавливались на ночлег у Марии Ивановны, которая относилась к маме с нежностью и любовью. В церкви мама всегда молилась у Тихвинской иконы.
В Богородском храме особенно запомнились еженедельные торжественные службы с акафистом Тихвинской иконе Божией Матери. Пели два хора. Храм бывал полон, в дни акафиста на службу приезжали не только прихожане московских храмов, но и православные люди из области. Собравшиеся в храме дружно пели припев акафиста «Радуйся, Владычице, милостивая о нас пред Богом Заступнице» и «Аллилуиа». Во время пения стихиры после чтения Евангелия и при чтении молитвы Божией Матери все молящиеся опускались на колени. Незабываемы и празднования Тихвинской иконы: в этот день службу возглавлял архиерей. Здесь было так уютно, радостно, тепло, как в старинных деревенских храмах. Мама говорила, что на службах в храме чувствует себя как на тихвинской земле. Она постоянно вспоминала чудо спасения от пожара Богородской Тихвинской иконы, которое напоминало ей о родном и любимом Тихвине с его знаменитой Чудотворной, не раз чудесно сохранившейся в пожарах.
(14 августа 1954 г. под праздник Происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня (Первый Спас) в Богородском храме случился пожар.
Приводим рассказ очевидца этого трагического события – протоиерея А.П. Егорова: «Накануне праздника за всенощным бдением алтарница матушка Надежда разжигала кадило и, вероятно, заронила горящую искру. После, на следствии, было установлено, что пожар начался с левого алтаря. Но вечером после всенощной, когда закрывали храм, никакого запаха гари не было. Просфорница Пелагея Софроновна около полуночи обошла кругом храм и также ничего не заметила. Правда, ей немного странным показалось, что окна были как-то неестественно черны, но она не придала этому серьезного значения, а это, наверное, была уже копоть. Глубокой ночью шофер такси, проезжавший мимо, увидел, как из-под купола храма пробивается огонь. Он тут же сообщил в пожарную часть рядом с храмом. Когда подъехали пожарные, все в сторожке спали. Храм и ворота – все было на запоре. Они стали ломиться. Пелагея Софроновна, проснувшись, стала их стыдить, думая, что это недоброжелатели. Когда же увидела, что храм горит, в панике никак не могла найти ключи. Пожарные сорвали запоры. Как только они открыли внутренние двери, приток свежего воздуха моментально усилил огонь, который чуть было не опалил пожарных. Поработать им пришлось немало. Дом, где мы жили, находился недалеко от храма. Я уже был священником. Когда нас разбудили и сказали, что горит церковь, все побежали туда. То, что я увидел, превосходит всякое воображение. Огонь в основном уже был потушен, лишь в некоторых местах дымилось. Все было черно от гари и копоти и залито водой. По полуобгоревшим половицам я прошел в левый алтарь. Престол еле держался на четырех обгоревших столпах. Напрестольная доска, также сильно обгоревшая, еле держалась. Антиминс пострадал очень мало, так как на нем лежало окованное металлом массивное Святое Евангелие. Все остальное в левом алтаре было выжжено. Главный и правый алтари пострадали немного меньше, хотя и там почти все выгорело. Внутренность храма, а именно – иконостас, иконы, живопись, фанерная обшивка – все сгорело. Жар был настолько силен, что даже расплавилось паникадило в левом приделе. Хорошо, что была закрыта вся вентиляция – окна, форточки и дверь. Огонь бушевал в закрытом помещении и, благодарение Господу, во многом из-за этого храм и остался цел, и только возле кануна в левом приделе между окон был насквозь прожжен простенок. Очень сильно пострадали от пожара богатая парчовая ризница и кладовая. В целости и сохранности остался лишь образ Божией Матери Тихвинской и еще образ святителя Николая рядом…
Заступница наша Усердная! В тягостную минуту бедствия, горем отозвавшегося в сердце каждого прихожанина, Ты отвела от Себя огонь, тем самым явив нам зримый образ Твоего вечного заступничества. Всю ночь вокруг Тебя полыхал огонь, тлели прогоревшие иконы, плавился металл окладов. И – о чудо! – Ты осталась невредимой, и сквозь черноту копоти и гари Твой сияющий облик благословил каждого пришедшего на пепелище разделить всеобщее горе – ведь горел наш храм, наш дом, наше Горнее. Но цела и нетленна осталась наша святыня – Тихвинская икона. И рядом с ней, величествен и строг ко грехам нашим нетленным остался и чудотворный образ всенародного молитвенника и угодника святителя Николая-чудотворца…
Заступничество Божией Матери и святителя Николая помогли вернуть храму его прежний благолепный вид. Приход сохранился и еще больше сплотился вокруг храма. Неожиданное горе обернулось для всех светлой радостью: в этом испытании просияла Тихвинская икона Божией Матери, наша Купина Неопалимая».)
Очень она радовалась, что мне доверяли читать шестопсалмие, часы и Апостол. Прихожанами храма в селе Богородское мы были с 1976 по 1990 годы; и через много лет он оставался нашим любимым московским храмом.
Очень любила мама Донской монастырь; в течение многих лет на первой неделе Великого поста мы приходили сюда на чтение Великого покаянного канона преподобного Андрея Критского. Часто мама ходила вместе со мной на престольные праздники в московские храмы. Иногда мы посещали и храм в селе Алексеевском, также посвященный иконе Божией Матери Тихвинская. Конечно, ездить со Сходни нам было далеко, поэтому, когда в 90-е годы на Сходне восстановили Троице-Никольский храм, мы стали ходить в него.
Добавьте комментарий