ВРЕМЯ ИСПЫТАНИЙ
Во время нашей поездки произошла авария: огромный МАЗ врезался во второй автобус,– те, кто находились на первых сиденьях, оказались в реанимации с тяжелейшими переломами и травмами. Для меня это стало очень серьезным предупреждением, и я решил, что нужно обязательно попытаться пожить в этом монастыре. Во время экскурсии по монастырю я спросил у одной из монахинь, можно ли приехать сюда на несколько дней. Мне ответили утвердительно, и вскоре после экскурсии я покинул место отдыха и отправился своим ходом в Пюхтицу.
В монастыре я познакомился с монахиней Силуаной (Н.А. Соболевой; 1899-1979 гг.), и с тех пор до самой кончины матушки много раз бывал в ее уютной келье и слушал ее рассказы о многом, чего не прочитаешь в книгах. При первой же встрече матушка сказала: «Неверие – это безумие. Посмотрите, как прекрасно и гармонично устроен мир! Какая красота вокруг! А человек! Неверие – это скудоумие и нежелание посмотреть вокруг себя».
Матушка сразу начала давать мне для прочтения духовные книги. Помнится, как после первой моей исповеди в монастыре священник сказал, что мне обязательно нужно познакомиться с творениями епископа Игнатия Брянчанинова, а когда я зашел в келью к матушке Силуане, первой книгой, которую она мне предложила для чтения, был том из собрания сочинений епископа Игнатия.
Мать Силуана дала мне московский телефон профессора Н.Е. Пестова, сказав, что у него можно брать и даже приобрести духовную литературу. Это знакомство явилось для меня поистине великим даром. Николай Евграфович не жалел времени для бесед, поведал многое о своей жизни, о встречах с замечательными подвижниками и исповедниками, деятелями культуры и учеными России.
В те годы я ездил в Пюхтицу часто и каждый раз перед отъездом заходил к Николаю Евграфовичу, который нагружал меня тюками духовной литературы для матушки Силуаны. Во время посещений Н.Е. Пестова меня взяли на заметку сотрудники КГБ. Никогда не забуду, как они «вели» меня по городу. Я пытался перебегать из вагона в вагон, но все бесполезно. Я рассказал о происшествии Николаю Евграфовичу, но он отреагировал довольно спокойно, сказав, что это «топтуны», которые делают свое дело, а мы будем делать свое. Мама знала о моих поездках, видела новые книги, которые у меня появлялись, сама читала их с удовольствием.
Вскоре меня вызвали в Первый отдел учреждения, где я работал, и сказали, что им известно о моих религиозных взглядах. Начались многомесячные объяснения сначала со своими особистами, потом с КГБ-шниками, которые все хотели выпытать, кто меня «соблазнил» и с кем я общался из верующих. Допросы были многочасовыми, но без применения насилия. Правда, угрожали, что это может плохо кончиться, что меня уволят с работы, посадят в тюрьму и т. п.
Помнится, перед первым допросом мои друзья по работе предлагали послать всех вопрошающих подальше, сказав, что это мое личное дело. Придя домой, я открыл Евангелие на произвольной странице, зажмурил глаза, поставил палец на какую-то строку и прочитал следующие слова: «Ибо, кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами» (Мк. 8, 38). Больше никаких советов мне не нужно было. У меня не было сомнений в том, как держать себя с теми, кто допрашивал и угрожал.
Скрывать все происходившее от родителей было невозможно, потому что очень скоро к нам в дом пожаловали мои сотрудники для беседы. Затем проходили и звонили из милиции, из районного отделения КГБ, присылали повестки. Хорошо, что все это происходило летом, когда мама уехала на дачу, а «гостей» принимал отец, который вел себя очень достойно, защищал меня и говорил очередным посетителям, что это их вина и недосмотр, что не смогли воспитать из его сына «достойного строителя коммунистического общества».
Так что от родителей «органы» скоро отстали. Меня же вызвали в отдел кадров и предложили написать заявление об уходе по собственному желанию без указания даты, что я и сделал. Те, кто занимался моим делом, потихоньку подходили ко мне и желали держаться твердо, говорили, что даже КГБ-шники относятся к тебе с большим уважением. Никаких объяснительных я не писал, имен не называл, говорил, что это мое личное дело.
Я вспоминаю происходившие тем летом события только для того, чтобы стало понятным, как трудно было маме в эти дни, наверняка труднее, чем мне. Маме я никаких подробностей не рассказывал, старался реже появляться дома, ночевал больше у друзей. Телефон наш прослушивался, за мной постоянно ходил «хвост». Помню, как мы со странником Михаилом (странник Михаил был человеком Божиим, который колесил по всей России, разнося по монастырям и храмам духовные книги, иконы, свечи) вышли из храма, и за нами увязался тип с портфелем. Увидев, что за нами следят, мы пошли в разные стороны. Тот пошел за мной, но когда я обернулся и дал понять, что знаю о слежке, человек с портфелем скрылся в ближайшем переулке.
Это было трудное время для нашей семьи. Но Господь все устроил во благо,– как часто мы ошибаемся, рассчитывая на худший вариант. Моих начальников «поправили» сверху, сказав, что я должен быть под присмотром и меня нужно перевести на предприятие, где не нужно будет работать с закрытыми документами. Когда я узнал, куда меня оформили переводом, ликованию моему не было предела. То было здание, некогда принадлежавшее Московскому Даниловскому монастырю,– прямо напротив древней обители. Когда мне показали стол, за которым буду работать, то я обрадовался еще больше,– он оказался перед окном, из которого виднелись храмы монастыря. Так Господь направил меня в это чудное место, где я проработал более двадцати лет. Мама радовалась вместе со мной такому завершению испытаний, и мы вместе благодарили Господа за помощь и любовь Его к нам.
ПОМОЩЬ В ПИСАТЕЛЬСКИХ ТРУДАХ
Первая книга, которую мы с ней подготовили к печати, был «Акафистник». Мне его заказали в издательстве, и мама отпечатала на пишущей машинке весь текст пятисотстраничной книги. В нее вошли акафисты Спасителю и Божией Матери со статьями к каждому акафисту. Мы предполагали сделать многотомное издание, для чего я несколько лет собирал тексты, составляя перечень всех опубликованных в печати акафистов, в том числе и по библиографическим указателям. Художник сделал обложку и макет первого тома. Но книгу издать не удалось, хотя мы подготовили уже и второй том.
***
В 1991 году праздновалось четырехсотлетие Донского монастыря. И вот однажды мне позвонила матушка Маргарита (жена священника Валерия Ларичева) и сказала, что в Донском монастыре ищут человека, который мог бы составить к юбилею книгу о Донской иконе Божией Матери. Я позвонил по указанному телефону, встретился с издателем, и мне сказали, что машинопись книги и иллюстрации нужно подготовить за три-четыре дня, чтобы успеть к сроку.
Я помчался домой и стал готовить рукопись. К счастью, у меня был почти готовый материал о Донской иконе, поскольку я давно уже собирал сведения о Богородичных иконах. В течение двух дней я диктовал маме текст, а она печатала на машинке. Потом нужно было перепечатать еще и службу с акафистом Донской иконе Божией Матери. Мама работала всю ночь. Нам удалось подготовить машинопись к сроку и отнести издателю.
Какова же была наша радость, когда в день празднования Донской иконы Божией Матери 1 сентября 1991 года в книжной лавке монастыря продавалась наша книжечка: ее выпустили точно к сроку – тираж привезли накануне праздника.
Потом началась работа над другими книгами, в Москве появились первые православные издательства, и можно было опубликовать то, что годами писалось «в стол». Тогда мама сказала мне:
– Покупай электрическую пишущую машинку.
Достать ее тогда было довольно сложно, но по молитвам мамы нам удалось с помощью друзей почти сразу купить «Ивицу». В газете «Книжное обозрение» был опубликован самоучитель для желающих печатать вслепую десятью пальцами. И мама в 74 года самостоятельно научилась печатать вслепую на электрической пишущей машинке.
После этого наши дела пошли веселее. Следующей работой стала книга «Святые жены Руси». Мама перепечатывала ее дважды, не считая множества поправок, вставок, исправлений. Затем пошли в набор другие книги – и практически всё, что мне удалось издать в последующие годы (более двадцати книг) – напечатала и проверила мама.
Она была первой читательницей, редактором и советчицей в работе над новыми книгами. Она всячески поддерживала меня, освобождая от домашних забот. Она помогала мне выбирать, какая работа будет следующей. Особенно важна была ее помощь в работе над поэтической антологией «Ива – сестра наша», включившей в себя шедевры поэтов Востока, Европы и России. Мама с любовью перепечатывала отобранные стихи, сверяла по первоисточникам, редактировала текст предисловия.
Хотя любимым деревом мамы была березка, но сама она все же более ассоциировалась с ивой. И недаром наш общий друг – Саша Истогина посвятила Марии Сергеевне стихотворение, которое стало уже песней:
Ах, какая ива
Под окном росла!
Тиха, терпелива,
Весела была.
Лишь окно открою
Раннею весной –
Встречусь, как с сестрою
Самою родной.
Все мои секреты
Ведала она,
Дерзкие обеты,
Беды, бремена…
Уж не потому ли
В незаметный день
Навсегда уснула,
Обратившись в тень.
Обратившись в память
Пепел и печаль.
Но навеки с нами
Те, кого цунами
Рока в ночь умчал…
(24 мая 1997)
Ждет своей очереди в издательстве еще одна поэтическая антология, тексты которой напечатала мама – это поэтическая книга о журавлях. Для нее она от руки переписала стихотворение Р. Гамзатова «Журавли».
***
У мамы была глубокая личная связь с деревьями, цветами, травами; многих своих знакомых женщин и девушек она называла именами цветов, деревьев, плодов. Среди ее друзей были Розы, Лилии, Фиалки, Тюльпаны, даже Персик. Вспоминаются замечательные слова И.А. Ильина: «Женщина (неважно, знает она об этом или нет…) – это прежде всего цветок. Ее призвание – нежность и красота. Нежно ее воспитание; нежна ее природная тайна, которую она в себе воплощает… как цветок, женщина призвана жить центробежной жизнью и разворачиваться изнутри…»
***
Надеюсь, что кому-то из читателей попадалась книга «Три встречи». С двумя героинями этой книги, которую мама вместе со мной готовила к изданию, она была знакома лично. Это Ольга Николаевна Вышеславцева и Мария Ефимовна Сергеенко. Помнится, после встречи с мамой в Санкт-Петербурге (тогда еще Ленинграде) Мария Ефимовна сказала о ней: «Вот настоящая русская женщина!» А к Ольге Николаевне в Кривоарбатский переулок мама приходила с дарами своего сада и огорода – свежей морковкой, ягодами, зеленью, вареньем.
Последними работами, которые я прочел маме и получил ее одобрение, были: акафист с житием великомученицы Марины и жизнеописание священномученика Ярослава, расстрелянного в 1937 году настоятеля Флоролаврского храма в селе Старый Ям.
***
На издание одной из книг («Возвращение к себе»), которую я готовил к печати, Российский Гуманитарный фонд выделил грант. Издатель, взявшийся выпустить книгу, присвоил часть денег, и их не хватило на оплату услуг типографии. Нужно было доплачивать приличную для наших возможностей сумму, иначе нам не отдавали уже отпечатанный тираж. Тогда мама сняла со своей пенсионной сберегательной книжки все сбережения и отдала их для уплаты долга. Когда наши друзья узнали об этом, то немедленно собрали деньги и вернули их маме.
***
Мне часто заказывали составление акафистов – обычно новопрославленным святым. Мама бывала их первой слушательницей, ее замечания и поправки были точны и очень полезны для улучшения текста. Потом она перепечатывала очередной акафист и снова делала поправки. Во время работы она молилась и просила о помощи Божией в работе и очень радовалась, если текст получался удачным.
***
Сама Мария Сергеевна говорила о наших совместных трудах так:
«Наш род хранил веру. В каждом поколении были верующие люди, праведники, которые продолжали эту линию в Трофимовском роде. И думаю, промыслительно, что наши книги подписаны фамилией Трофимовых – это духовное наследие рода и все наши православные предки радуются, что появился среди их потомков тот, кому даровал Господь способность и дар нести людям слово о вере, о Церкви Божией, ее святых и праведниках».
***
13 июля 2001 года в праздник Собора 12 Апостолов мама видела сон. Величественный священник-старец в голубом облачении с епитрахилью, на которой нашиты кресты, сказал маме: «Больше не буду помогать Саше». Но мама начала убеждать его продолжать помогать, говорила горячо и убежденно, а потом прижалась своей головой к его груди и ощутила живое тепло и благодать. И он сказал: «Когда так просят, то невозможно отказать. Обязательно буду помогать!» Маме не было открыто имя этого святого старца, но у нее было чувство, что это почти не сон.
Добавьте комментарий