5 апреля 2016 г. – день памяти московской старицы схимонахини Севастианы (Ольги Иосифовны Лещевой; 1878–1970). В этот день у ее могилы на Рогожском кладбище соберутся многие почитатели старицы.
Предлагаем вниманию читателей главу из книги Александра Трофимова «И свет во тьме светит…», в которой повествуется о жизни и подвиге матушки,– прозорливицы, молитвенницы и благодатной утешительницы верующих людей.
Родилась будущая старица в Михайловской Слободе, неподалеку от Бронниц, в 1878 году. При крещении родители дали ей имя Ольги, в честь святой равноапостольной Ольги.
Отец ее – Иосиф Кондратьевич – работал в то время в Москве у англичан, занимаясь распределением по России поступавших из-за границы различных машин. Мать – Евдокия Семеновна – вела домашнее хозяйство и воспитывала четырех дочерей и сына, из которых Ольга была старшей и пользовалась особенной любовью родителей, отличаясь от остальных не только красотой, но и спокойствием, добротой, и послушанием.
Достигнув 16-летнего возраста, Ольга решила оставить мир и посвятить себя Богу. Свое тайное намерение она открыла приходскому священнику отцу Александру, уважавшему благородное, богобоязненное и странноприимное семейство Лещевых. Священник сразу же сообщил об этом Евдокии Семеновне, которая от этой неожиданной вести пришла в ужас. Мать не могла себе представить жизни без любимицы, и стала уговаривать дочь оставить это желание. Ольга говорила, что все равно уйдет в монастырь, и ни при каких трудностях его не покинет. Тогда присутствовавший при этом отец Александр, видя необыкновенную твердость Ольги, стал просить Евдокию Семеновну благословить дочь на избранный ею путь. Ольга со слезами просит мать благословить ее уйти в монастырь… На следующий день Евдокия Семеновна с Ольгой отправились в Москву за благословением к отцу – Иосифу Кондратьевичу.
Подъехав к женскому монастырю во имя Всех святых что у Рогожской заставы, Ольга спросила у матери:
– А это какой монастырь, мамочка?
Едва та успела объяснить, как Ольга соскочила с повозки и помчалась в обитель, где в храме ее встретила блаженная старица монахиня Нимфодора. Матушка встретила ее словами:
– Девочка! Оставайся с нами жить,– после чего повела Ольгу с мамой в свою келью, где за чаем стала убеждать маму отпустить Ольгу в монастырь. Прозревая будущее избранницы Божией и прозорливо обличая саму Евдокию Семеновну, блаженная сказала:
– Ваша потеря в связи с ее уходом в монастырь принесет для вашего рода большое приобретение… Сама не захотела жить в монастыре и теперь дочке препятствуешь!
Видя прозорливость блаженной Нимфодоры, Евдокия Семеновна поклонилась ей до земли, испрашивая прощение. Старица напомнила важнейшее событие в судьбе Евдокии Семеновны: когда ее мать, Евдокия Васильевна, овдовела в молодые годы, она оставила дом со всем хозяйством и ушла со своей единственной дочкой в монастырь. Но впоследствии по настоянию дочери, стремившейся уйти из монастыря и выйти замуж, согласилась уйти из обители. А вскоре в их дом пришел Иосиф Кондратьевч, ставший отцом Ольги.
Утешенная словами блаженной, Евдокия Семеновна оставила Ольгу в монастыре и уехала к мужу. В огорчении из-за ухода любимой дочери в монастырь Иосиф Кондратьевич, посоветовавшись с друзьями и сослуживцами, решил забрать дочь из монастыря. Приехав в монастырь, отец сначала лаской, а потом угрозами убеждал дочь вернуться домой. Но Ольга с твердостью ответила, что это ее выбор и она останется в обители. С болью в сердце отец смирился с решением дочери.
Так шестнадцатилетняя Ольга оказалась в Московском Всехсвятском единоверческом женском монастыре за Рогожской заставой по Владимирскому шоссе*.
* Ныне Шоссе Энтузиастов, 7 (прежний номер 75–77).
Монастырь был устроен по указу императора Александра II – в память освобождения крестьян от крепостной зависимости. По благословению святителя Филарета Московского попечители Общества единоверцев Москвы устроили женскую обитель на пожертвования москвичей.
17 июля 1862 года в монастырь прибыла из Чернигова игумения Александра, опытная в иноческой жизни. Встречали ее при многочисленном стечении прихожан и духовенства единоверческих церквей Москвы. Немало собралось и православных и даже старообрядцев, не признававших священства. К 1917 году в монастыре были два храма и часовня: соборный храм Всех Святых (освящен в1843 году, в закладке его участвовал святитель Филарет), церковь святителя Николая Чудотворца при двухэтажном корпусе трапезной и келий (освящен в 1876 году) и часовня на монастырском кладбище. Перед октябрьским переворотом в монастыре было 32 монахини и 24 послушницы.
Монастырь славился строгостью монашеской жизни, а также своими подвижницами и старицами. Среди них наиболее известны: мать Нимфодора, мать Олимпиада и мать Севастиана.
Когда Ольга пришла в монастырь, в тот же день один богатый купец сделал огромный вклад в обитель – 175 тысяч рублей (самое большое пожертвование за все время существования монастыря). Монастырская старица мать Нимфодора сказала тогда:
– С этой послушницей Господь послал нам богатство.
Вероятно, прозорливице было открыто, что в недалеком будущем послушница Ольга будет ее достойной преемницей. Мать Нимфодора взяла юную послушницу в свою келью, и сама обучала ее монашеской жизни. Там и возрастала Ольга духовно под руководством старицы.
Матушка вспоминала о чудесном происшествии, бывшем с ней вскоре по вступлении в обитель. В миру она очень любила бедных и всячески благотворила им. Эту привычку она не могла оставить и в монастыре, ежедневно что-то вынося за врата обители нищей братии в утешение, в нарушение общежительного устава. И вот во время одного из таких благотворительных выходов Ольга встретила игумению – молодая послушница едва не потеряла сознание. Едва успела она спрятать под свой апостольник руки, в которых несла еду, как игумения спросила:
– Что это ты несешь?
Закрыв глаза от страха и стыда, Ольга медленно распрямила руки… и в изумлении увидела в них букет незабудок.
Послушанием Ольги было чтение и пение на клиросе, очень скоро она прославилась, как прекрасная чтица обители. Мы не знаем, когда и с каким именем послушница Ольга приняла монашеский постриг, известно, что с именем Севастиана она была пострижена в схиму с именем Севастиана в честь святой мученицы Севастианы Гераклейской*.
* Св. мученица Севастиана была ученицей святого апостола Павла. В гонение на христиан императора Домициана (81–96) она как христианка была судима правителем Георгием в г. Маркианополе Мизийской области. Святая Севастиана твердо исповедала свою веру во Христа и за это подверглась жестоким истязаниям. Ее вначале били, а потом бросили в раскаленную печь, откуда она вышла невредимой. Святую отправили в город Гераклею, где суд над ней произвели вторично. Правитель Помпиан приказал повесить святую на дереве и строгать ее тело черепицами. Мученица осталась непоколебима в своей вере. Тогда правитель отдал ее на съедение зверям. Господь и там хранил святую мученицу, и звери не тронули ее. Тогда по приказу правителя святая Севастиана была обезглавлена. Тело ее, брошенное в море, было отнесено Ангелами на остров Родос (во Фракии, на Мраморном море).
Монахиня Севастиана с необыкновенным прилежанием относилась ко всем послушаниям, которые ей благословлялись. Кроме того она отличалась от других монахинь большим трудолюбием. (В свободное от послушаний время матушку приводила в порядок, могилки монастырского кладбища. (В монастыре говорили, что это теперь блаженная Севастиана все сделала, поскольку никто другой этим делом не занимался, а она даже мыла деревянные дорожки, проложенные от келий до храма, за что и прозвали ее блаженной. За 28-летнюю жизнь в обители матушке пришлось пожить во многих кельях, так как вселившись келью она своими руками делала тщательный ремонт, по окончании которого ее келья начинала нравиться другим монахиням, а матушка по своему смирению уступала отремонтированную келью, переселяясь многократно вместе с блаженной Нимфодорой и ее племянницей монахиней Олимпиадой, так как они жили вместе. До последнего вздоха своего матушку отличали аккуратность и чистота. Нa протяжении всей жизни она была серьезной и молчаливой, не любила разговоров и шуток, всегда пребывала в молитве и труде, за что от Господа уже смолоду она была одарена духовной мудростью и давала советы и наставления людям.
Незадолго до крушения Российской империи и прихода к власти большевиков мать Нимфодора взяла метлу и стала выгонять монахинь и послушниц из келий на площадь перед соборным храмом. Так она предсказала закрытие монастыря и гонения на монахинь.
В сентябре 1918 года совдеп Рогожско-Симоновского района предложил монахиням Всехсвятского монастыря в кратчайший срок освободить помещения. Инокини начали искать место для прибежища, а тем временем началось заселение келий: здесь устраивали общежития и квартиры для семей рабочих. Официально монастырь закрыли в 1922 году, а через два года в нем устроили рабочий поселок имени Ильича. Собор был разрушен вместе с колокольней в 1934 году, а на их месте были построены новые цеха завода «Серп и молот» (бывший завод Гужона).
До полного закрытия монастыря некоторые из сестер пытались остаться в кельях, но их постепенно выселяли силой. Приходили сотрудники ВЧК и забирали монахинь. Так и мать Севастиана оказалась в Бутырской тюрьме. Там ее истязали вместе с другими монахинями. Как говорила сама матушка, «пятый угол показывали». Здесь и открыл в ней Господь великие духовные дары.
Сама старица вспоминала, как после очередных избиений и издевательств, когда она не думала уже, что выйдет отсюда живой, матушка увидела духовным взором все происходящее на земле; ей открылось то, что делалось в других странах, стало ясным не только прошлое, настоящее, но и будущие события земной истории; открывалось ей и то, что происходило в душах и сердцах людей, она стала «читать» состояние человека как открытую книгу. С этого времени, удостоившись даров Святого Духа: прозорливости и дара исцеления, старица стала помогать людям.
Вместе с ней в камере находилась молодая женщина из дворянок, которая задумала покончить с собой, так как не могла уже терпеть мучений и издевательств следователей и охраны. Прозревая ее помысл, матушка обратилась к ней:
– Нехорошее ты дело задумала, не губи свою душу. Тебе через три дня дверь откроют, а меня опустят через неделю после этого.
И действительно, в указанный матушкой день дверь камеры отворилась и конвойный объявил:
– Такая-то с вещами на выход.
И сама матушка вышла из тюрьмы через неделю, пробыв в заключении три месяца. Старица говорила, что в освобождении ей помог родственник по имени Иосиф, который работал на какой-то ответственной работе в государственных органах:
– Оська помог,– так говорила матушка.
Во время пребывания матушки в Бутырке скончалась старица мать Нимфодора. Перед смертью она сказала другой старице из Всехсвятского монастыря – матери Олимпиаде:
– Будут выгонять из монастыря, ты не уходи никуда, пока не вернется мать Севастиана, жди ее – без Севастианы нет благословения тебе уходить из обители.
Самой же матери Олимпиаде она посоветовала съездить в деревню к родственнику – фельдшеру и взять справку о том, что она умалишенная – это для того, чтобы в тюрьму не забрали. Мать Олимпиада так и поступила,– и действительно, ее так ни разу не арестовывали. Удалось ей дожить в монастыре и до выхода из тюрьмы матушки Севастианы.
Когда в 1922 году мать Севастиана вернулась в монастырь, жить там было практически невозможно. Службы в храмах не совершались, сестры разбрелись кто куда. Собрали обе старицы – Олимпиада и Севастиана свои пожитки, наняли подводу и тронулись в путь, еще не зная, куда отправятся. И тут Сам Господь помог им. Когда они ехали на подводе, их увидела близкая знакомая матушки Севастианы, спросившая, куда они направляются.
– Наверное, в Михайловскую Слободу,– ответила матушка, может быть, устроимся где-нибудь.
– Не нужно никуда ездить,– сказала знакомая,– я скажу Васе, чтобы уголок вам выделил.
Вася – это был ее зять, Василий Игнатович, который работал машинистом железнодорожных составов, идущих на южном направлении. Он привозил оттуда продукты, что в те голодные годы позволяло выжить не только их семье, но и помогать другим. Василий Игнатович согласился принять матушек, а вскоре, благодаря своим связям и возможностям помог им получить отдельную комнату недалеко от Никольского храма, в Рогожской слободе. Когда он поближе узнал матушку Севастиану, то сам с радостью исполнял ее просьбы и слушался ее советов.
По рассказам современников старица Севастиана некоторое время была регентом в Никольском храме. Однажды во время молебна арестовали священника, но матушка Севастиана не растерялась, продолжила молебен, те места, которые должен был возглашать иерей, она пела «мужским голосом». В то время матушка много потрудилась, чтобы Никольский храм не закрыли. В течение 40 лет она честно и стойко трудилась в Никольском единоверческом храме на Рогожском кладбище, сочетая послушания чтеца и клиросное.
Службы в храме не совершались из-за отсутствия священника и на здание церковное постоянно зарились различные организации: одни, чтобы использовать под склад или для иных нужд, другие – чтобы лишить церковь возможности «дурманить» народ. Особенно досаждали комсомольцы, которые хотели сломать храм (исполняя слова известного гимна «весь мир насилья мы разрушим»), а пока отламывали от здания, что могли, и били стекла. Матушка говорила:
– Я должна эту церковь отстоять, пока не дадут священника.
День и ночь находилась матушка при храме, следила за порядком, молилась, вставляла выбитые стекла, сторожила по ночам. Но священник все не появлялся, и матушка особенно горячо молилась покровителю храма:
– Святителю отче Николае, опять побили стекла, а ведь только вчера вставили. Помоги, защити свой храм, пошли батюшку, чтобы служил здесь, и верующие могли молиться.
Вдруг перед ее духовным взором появился в полном облачении святитель Николай, он прошел вдоль иконостаса, остановился у Царских врат, внимательно посмотрел на нее и направился к храмовой иконе. Старица рассказывала, что Святитель дошел до своей иконы и исчез, а вскоре после этого видения в храме появился новый священник, и возобновились богослужения.
Удивительные отношения были у старицы со Святейшим Патриархом Тихоном. По его благословению матушка Севастиана совершала в Никольском храме обедницу и другие службы. Она относилась к Патриарху-исповеднику с благоговейной любовью, а Святейший называл ее «голубкой» и обязательно посылал ей поздравления и благословение в праздники, передавал посылки и подарки. Сейчас мы вспомним историю, показывающую их взаимную любовь и совершенно непостижимую для нас духовную высоту обоих.
Однажды матушка обратилась к своему благодетелю Василию Игнатовичу:
– У меня к тебе большая просьба. Привези мне муки на просфоры – два мешка.
Достал Василий Игнатович муку. Было это летом 1922 года. В ту же ночь матушка замесила тесто и испекла пять караваев хлеба, положила их, еще горячими в заранее приготовленный мешок, взяла неизменную свою палку и ушла из дома.
Направилась она к Донскому монастырю, где находился тогда под домашним арестом Святейший Патриарх Тихон. В те дни Донской монастырь напоминал осажденную церковь: кругом вооруженная охрана, на монастырских башнях – часовые с пулеметами. Пройти к Патриарху было очень сложно. В прихожей его покоев на втором этаже здания, примыкавшего к монастырской стене, круглосуточно дежурили сотрудники ВЧК.
И, тем не менее, матушка Севастиана глубокой ночью проникла на территорию монастыря, хотя ворота, естественно, были заперты на ночь. Она прошла по дорожкам до кельи Патриарха и стала подниматься по лестнице. Святейший не спал в эту ночь и обратился к своему келейнику Якову Анисимовичу Полозову (1879–1924)*:
* Святейший сказал как-то своему верному келейнику: Мы с тобой будем лежать через стену. Вскоре после этого во время покушения на жизнь Патриарха убийцы застрелили Якова и он был погребен сначала на территории кладбища, а потом его прах перенесли и перезахоронили у правой стены Малого Донского собора. После своей кончины Святейший Патриарх Тихон был погребен внутри того же собора у правой стены. Так исполнилось пророчество Святителя: их могилы действительно разделяла стена храма.
– Как хочется горячего хлеба, если бы ты знал!
– Где ж я его возьму, кругом охрана, ночь, никто не выпустит, да и где взять?
– Яшенька, горячего хлеба хочется.
Откуда, Ваше Святейшество, ночь, сейчас три часа тридцать минут ночи! Тогда Патриарх сказал:
– Яшенька, она уже на пороге, поднимается по лестнице.
Яков открыл входную дверь: на пороге стояла матушка Севастиана с мешком, в котором находились пять заботливо укутанных и не успевших еще остыть караваев свежего, ароматного хлеба. В эту ночь матушка прошла мимо многочисленной охраны – и никто ее не увидел.
Патриарх благословил пришедшую широким крестом, с благодарностью принял горячий хлеб, после чего сказал:
– Мать Севастиана, пусть твои двери не закрываются от всех скорбящих людей.
– Ваше Святейшество, я уже в Бутырках посидела.
– Обещаю, что ни одна вражия рука к тебе не прикоснется.
После этих слов Патриарх Тихон благословил старицу, и она удалилась из его кельи тем же путем.
И действительно, по молитвам Святителя, за всю долгую жизнь в условиях жестоких гонений за веру мать Севастиану ни разу не арестовывали и никуда не ссылали. Она дожила до глубокой старости: до последнего дыхания славила Господа, безбоязненно помогала страждущим людям. Людской поток рекой потек к матушке – ехали отовсюду, со всей нашей страны везли к матушке свои скорби и уходили от нее утешенными, успокоенными и даже исцеленными. Конечно, сигналы на нее были, и приходили к ней люди из органов, но благословение Патриарха неизменно хранило ее. Рассказывают, как пришел к матушке в пять часов утра сотрудник НКВД. Провел он в ее келье целый день до самого вечера. После встречи с матушкой и беседы с ней он обратился к вере. Господь дал матушке благодать обращать к Нему сердца самых закоренелых грешников.
Добавьте комментарий