Глава I
О ДУШЕ

Слово «психология» в переводе с греческого языка означает «наука о душе». Однако это название служит причиной разочарований людей, впервые обратившихся к работам по научной психологии. Зачастую впечатление новичка можно выразить словами из вахтанговской «Принцессы Турандот»: «Наш оркестр к музыке никакого отношения не имеет!..» Точно также, о душе в психологии не говорят.

Это было понятно и как-то объяснимо в момент возникновения экспериментальной психологии. В конце прошлого века, когда образовались первые психологические лаборатории, большинство психологов были еще людьми верующими. Именно благоговейное отношение к душе и вера в ее бессмертную природу, неподвластную пространственно-временным ограничениям видимого (временного) мира, препятствовали сделать из нее объект исследования. Речь шла лишь об изучении отдельных проявлений психической жизни человека: реакций нервной системы на свет, звук, информационные нагрузки, и т. п.

Но при этом душа подразумевалась. Она как бы оставалась методологическим началом, призванным приводить разрозненные факты в единое целое.

В философской системе было укоренено представление о трехчастной природе человека. Различали дух, душу и тело. Признавалась ведущая роль духа в этой триаде: Духом оживотворяется, питается душа, дает время и возможность телу жить, двигаться; тело поддерживает жизнь души в видимом, трехмерном мире, подчиненном пространственно-временным отношениям. Природа души выходит за грани времени и пространства. Дух им неподвластен.

В старых (дореволюционных) учебниках психологии присутствовала вся триада. Но предмет изучения оставался в пределах диады душа-тело, причем душа становилась (как мы уже отметили) понятием условным, а потому позднее и вовсе исчезла из рассмотрения.

Исчезновение души из науки о душе было вызвано, главным образом, двумя причинами. Первая заключалась в логике развития европейской науки. Вторая – повсеместное распространение европейского атеизма – была непосредственно связана с первой. И обе они имеют своим корнем отношение человека к природе, в том числе – к своей собственной.

Человек и природа

Человек был введен в мир как царь, призванный «возделывать и хранить его» (Быт. 2, 15). Венец всего мирозданья, он был призван творить в материальном мире. «И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным, и всем зверям полевым» (Быт. 2, 19). В библейских словах раскрывается высочайшее назначение человека, его центральное положение в природе: по духу своему подобный ангелу, а по плоти – нераздельная часть материального мира, он наделен был великим даром соединять в творчестве небесное и земное.

Многие годы люди верили в свое право распоряжаться природой, которая призвана, как они считали, кормить, одевать, ублажать. А если она бунтует, ведет себя не так, как хотелось бы, то можно ее усмирить или даже уничтожить.

Но сейчас как никогда становится ясно, что отходя от природы и разрушая ее, человек разрушает самого себя, отрываясь от корней, питающих его. Он начинает терять связь с прошлым и будущим, с другими людьми и, наконец, с самим собой, обращаясь в лишенную духовной жизни оболочку.

Если на Востоке издревле считали, что природа есть тело, плоть мира, а человек – душа его, и поэтому разрушая природу, человек разрушает себя, то на Западе пренебрежительное, потребительское отношение к ней воспитывалось веками. Конечно, были во все времена в Европе любящие и глубоко чувствующие природу люди. Но тон задавали те, кто становился отчужденным от нее либо из-за своей необразованности, либо, наоборот, из-за «образованности». Человек мыслился стоящим над природой, т. е. как бы вне ее.

Когда-то Европа восприняла принцип, который помог римлянам обрести господство над многими народами: divide et impera – «разделяй и властвуй». Применялся этот принцип как будто бы с благой целью – для объединения народов (в чем Рим весьма преуспел). Но сам принцип, противный Божественной идее соединения всего сущего, дал ядовитые плоды.

Согласно этому принципу, власть предполагает разделение: чтобы чем-то обладать, над чем-то властвовать, надо отделить его, сделать объектом обладания. Поэтому во имя разума подавлялось чувство, во имя ложно понятого прогресса человечества игнорировалась духовность, во имя человека забывалась природа. С развитием науки (в современном ее виде) в Европе сердце как будто отключили от разума.

Принцип «разделяй и властвуй» приводил к тому, что на первый план стали выдвигаться соображения пользы, к природе относились как к источнику доходов. Страсть к «золотому тельцу», приобретение богатств и все новых средств для ублажения тела дало сильнейший толчок развитию европейской науки и техники.

Нарушилось представление об иерархии отношений души, тела и духа. На первое место встала забота о нуждах плоти, но в результате жизнь души оскудела. Нарушение экологии природы привело к нарушению экологии души. «В шквале нынешних кризисов, материальных и духовных, менее, может быть, заметен, но не менее страшен кризис психологии человека». (К. А. Абульханова-Славская. Психологические и жизненные потери (к проблемам экологии человека). В кн. «Психология личности в условиях социальных изменений». М., 1993. С. 7).

Психологи задаются вопросом: «Поставив проблему пределов психических возможностей человека, мы хотим увидеть, что же происходит с ним, когда эти пределы преступают или игнорируются, где находятся источники восстановления психики человека, чем восстанавливается его психическая энергия?»

Трагический разрыв с необратимыми последствиями произошел уже в XX веке, но начало его было положено значительно раньше. Особенно много способствовал этому XIX век – время колоссального расширения внешних знаний о мире. Бесконечно уверовав в свои познавательные возможности, человечество направило лучшие творческие силы в этом направлении.

Постепенно мир предметов установился над человеком, овладевал им. Человек увидел «свое» могущество, «свои» возможности в создании рукотворенной – машинной цивилизации, но вместо царя природы он становился заложником техники. И дело не в том, что индустриализация плоха сама по себе: пагубно забвение духовных ценностей. Экспрессия движения вперед, не подкрепляемая развитием и совершенствованием человечества, с неизбежностью вела к забвению и утрате навыков внутренней работы. Появился «массовый человек», а с ним – «массовое сознание», то есть произошла механизация жизни.

Наука лишь отражает картину, сложившуюся в реальной жизни. Это не психология отошла от духовности, а сами люди в выборе между материей и духом утвердили примат материи. Что из этого получилось, теперь показывает вся история последнего столетия, и особенно история нашего Отечества.

Еще в 1909 году отец Павел Флоренский в докладе «Общечеловеческие корни идеализма» так определил состояние душ людских и состояние науки о душе:
«Посмотрите, как распались начала внутренней жизни: святыня, красота, добро, польза не только не образуют единого целого, и даже в мыслях не подлежат теперь слиянию. Современная святыня робка и жмется в затаенный, ни для чего более не нужный уголок души. Красота бездейственна и мечтательна, добро ригористично, польза – пресловутый кумир наших дней – нагла и жестока. Жизнь распылилась. Какой глубокий смысл в том, что научная психология – бездушная психология: ведь и впрямь у людей нашего времени нет души, а вместо нее – один только психический поток, связка ассоциаций, психическая пыль. День мелькает за днем, «дело» за «делом». Сменяются психические «состояния», но нет цельной жизни. Если у души отрицают субстанциальность, то это вовсе не выдумка психологов, а действительное самопознание, содержание которого сводится к тому, что не бывает переживания себя как субстанции при современном распаде души». (Павел Флоренский. Общечеловеческие корни идеализма. В кн.: Павел Флоренский. «Оправдание Космоса», СПб, 1994. С. ЗЗ.)
Дорогой ценой множества человеческих жизней и покореженных судеб заплачено было за эту «потерю субстанциальности». Ныне смыслы начинают возвращаться.

Печать