Тропарь, глас 4:
На обретение мощей святителя Тихона, Патриарха Московскаго и всея России чудотворца
Днесь светло красуется славнейший град Москва / и веселия исполнися обитель Донская / о преславном обретении честных мощей твоих, / святителю отче Тихоне, / ангели на Небеси радуются,/ и Церковь Русская утешается, /яко дарова Господь безценное сокровище, / нетленныя мощи патриарха Всероссийскаго, / исповедника и чудотворца, / да вси молящиися пред ними // приимут благодатную помощь и исцеление.
Святейший Патриарх Московский и всея России Тихон (в миру Василий Иванович Белавин) родился 19 января (по старому стилю) 1865 года в погосте Клин Торопецкого уезда Псковской губернии. Отец будущего святителя – Иван Тимофеевич Белавин – был священником храма Воскресения Христова в Клину и происходил из древнейшего рода священно- и церковнослужителей, жившего на Псковской земле со времен царя Иоанна Грозного. Мать – Анна Григорьевна – вероятно, также происходила из духовного сословия, так как мужчины Белавинского рода брали себе жен из семей духовенства. В семье было трое сыновей: Павел, Иван и Василий (будущий Патриарх).
От погоста Клин до уездного Торопца – 35 верст, до Пскова – 300 верст. (Сегодня в некогда цветущем погосте (перед революцией здесь обитали до 1000 жителей) царит полное запустение: разрушенный храм, необработанная земля. Кругом заросли лебеды и крапивы.
Во всей округе осталось несколько жителей-пенсионеров. Хозяин усадьбы, построенной на фундаменте дома, в котором родился Патриарх, сказал приехавшим в Клин: «Пустыня у нас теперь, рады человека приезжего увидеть. Свои хуже, чем враги, – всё разрушили…». Оставшиеся в Клину и окрестных местах жители просят об открытии хотя бы одного храма на родине великого святителя Русской земли.) Жила семья священника в собственном одноэтажном деревянном доме, имела по две десятины усадебной, пахотной и сенокосной земли и еще 31 десятину в общем владении с крестьянами. Отец Иоанн не только служил в храме, но и вместе с семьей сам обрабатывал землю, кормил себя. При храме была церковноприходская школа, действовало «приходское попечительство» – для помощи больным, престарелым и одиноким. В 1866 году отец Иоанн стал благочинным – в его ведении находились четыре прихода.
Отец Патриарха оставил для потомков замечательный документ – «дневник» священника, в котором подробно рассказывается об истории края, о быте, нравах, взаимоотношениях прихожан. Дети помогали родителям во всех заботах, и в храме и в крестьянских трудах. Однажды, когда отец Иоанн с тремя сыновьями спал на сеновале, то вдруг ночью проснулся и разбудил их. «Знаете,– сказал он,– я сейчас видел свою покойную мать, которая предсказала мне скорую кончину, а затем, указывая на вас, прибавила: этот будет горюном всю жизнь, этот умрет в молодости, а этот – Василий – будет великим». Понял ли тогда отец, что его сына будут на всех ектениях по всей России и даже по всему миру поминать великим господином? Пророчество матери точно исполнилось на всех трех братьях.
Как сын священника, Василий учился сначала в Торопецком духовном училище. Здесь он находился под покровом одной из величайших святынь Православия – Корсунской иконы Божией Матери (по преданию Церкви икона написана святым апостолом Лукой.) В XII икона была отправлена на Русь из Ефеса по просьбе преподобной Ефросинии Полоцкой и поставлена в построенном ею Спасо-Преображенском соборе. В 1239 году дочь полоцкого князя Брячислава вышла замуж за святого благоверного князя Александра Невского и вязла с собой святыню. После бракосочетания, совершившегося в г. Торопце, икону поставили в Богородицком соборе города.
В 1878–1883 годах Василий учился в Псковской духовной семинарии и, блестяще окончив ее, поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию. Товарищи по учебе любили его за кротость, смирение, сердечность, удивительную врожденную простоту, так прежде присущую русскому народу. Но к этой любви всегда присоединялось и чувство уважения, объяснявшееся рано проявившимся даром рассудительности, блестящими успехами в науках, и постоянной готовностью помочь друзьям, обращавшимся к нему. В Духовной Академии не было принято давать шутливые прозвища, но сокурсники, любившие ласкового и спокойного псковича, называли его «патриархом». Впоследствии, когда он стал первым Патриархом Русской Церкви, (после 217 лет перерыва), товарищи по Академии вспомнили это пророческое прозвище.
Как и все Белавины, Василий готовился стать священником и, закончив последний курс Академии, собирался завести семью. Во время каникул он приезжал к своим родным на Пошивкинский погост, где в последние годы жизни служил священником его отец. Здесь он познакомился с Марией из семьи церковнослужителей. Она слыла первой красавицей в крае. Договорились обвенчаться, когда Василий закончит академию и получит место священника. Но Промысл Божий судил иначе. Мария познакомилась с братом мужа своей сестры (Карлом Григорьевичем Клявиным), они полюбили друг друга. Когда Василий приехал, родные рассказали о том, что Мария любит другого. Василий прямо спросил у Марии, правда ли это? Она созналась, что живет со своим избранником как с мужем и не венчается лишь потому, что родные не дают согласия на брак с латышом. В самой семье Марии все это воспринимали как трагедию, но брак оказался счастливым; у супругов было восемь детей.
После окончания в 1888 году Духовной Академии Василий Белавин был направлен преподавателем в родную ему Псковскую духовную семинарию. И здесь ученики любили его, как и большинство тех, с кем он встречался, это было особенностью его жизни, дарованной от рождения. В 1891 году он принял монашеский постриг с именем Тихон в честь любимого им святителя Тихона Задонского. На это событие собрался едва ли не весь город. Опасались, не рухнут ли полы под тяжестью собравшегося народа, ибо церковь находилась на втором этаже семинарского здания. Поэтому ко дню пострига поставили подпорки к потолкам в нижнем этаже.
Вскоре после пострига отец Тихон был рукоположен в сан иеромонаха. Его посылают в Холмскую духовную семинарию, где он становится сначала инспектором, а затем ректором в сане архимандрита.
Преемник отца Тихона на посту ректора архимандрит Евлогий (Георгиевский, впоследствии митрополит) вспоминал: «За пятилетие ректорской службы архимандрит Тихон поставил воспитательное дело отлично. В память открытия святых мощей святителя Феодосия Черниговского он устроил в семинарии второй храм во имя этого новоявленного угодника Божия, пожертвовав для него семинарским залом. В новом храме совершалось ежедневное богослужение, причем каждый из шести классов имел свой день, когда он мог нести там клиросное послушание; в праздники туда собирались для богослужения дети семинарской образцовой церковноприходской школы. Будничное богослужение совершало по очереди семинарское духовенство: ректор, инспектор, духовник и преподаватели, носившие духовный сан… Архимандрит Тихон обладал большой житейской мудростью, был человеком такта и чувства меры; несмотря на свойственные ему мягкость и добродушие, умел настойчиво проводить полезные мероприятия…
Архимандрит Тихон был очень популярен в семинарии и среди народа. Местные священники приглашали его на храмовые праздники. Благостный и обаятельный, он всюду был желанным гостем, всех располагал к себе, оживлял любое собрание, в его обществе всем было весело, приятно, легко. Будучи ректором, он сумел завязать живые и прочные связи с народом…».
На 33-м году жизни, в 1897 году совершается его хиротония во епископа Люблинского, викария Варшавской епархии. При наречении во епископа он сказал: «Ныне разумею, что епископство есть прежде и более всего не сила, почет и власть, а дело, труд, подвиг. И в самом деле, легко ли быть «всем для всех»? Легко ли изнемогать за всех, кто изнемогает, и воспламеняться за всех, кто соблазняется? Легко ли быть образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте? Легко ли суметь, когда следует,– одного обличить, другому запретить, третьего умолить со всяким долготерпением? Легко ли нести ответственность и за себя, и за паству, и за пастырей? Святой апостол Павел свидетельствовал о себе: «Я каждый день умираю» (1 Кор. 15, 31). И истинная жизнь епископа есть постоянное умирание от забот, трудов и печалей…».
И здесь на Холмщине, как и во Пскове, епископ Тихон стал всеобщим любимцем. Снова обратимся к воспоминаниям митрополита Евлогия: «В сане епископа он еще больше углубил и расширил свою связь с народом и стал действительно для Холмщины своим архиереем. Мне постоянно во время поездок по епархии приходилось слышать самые сердечные отзывы о нем духовенства и народа».
Через год молодого епископа направили в Америку. Уезжал он вместе с братом, оставляя на родине горячо любимую мать (отца к тому времени не было в живых). В прощальном слове на последней Литургии в кафедральном соборе Холма владыка Тихон сказал: «…Прости ты, святой храм мой кафедральный, прости и ты, драгоценное сокровище храма, кивот Нового Завета, чудотворная икона Богоматери (Холмская икона Божией Матери); здесь приносил я молитвы Всевышнему о пастве моей и о своем недостоинстве, здесь утешался молениями и песнопениями, здесь пред иконою Богоматери изливал свои радости и скорби, здесь находил подкрепление и обличение. О Пречистая Владычица Богомати! Пробави милость Твою, но и не ведущим и не ищущим Тя явлена буди. Разсеянныя собери, заблудшия на путь правый настави. Буди града и страны сея всемощною Заступницею и скорою Ходатаицею. Даруй всем вся по коегождо потребе…».
На новом месте служения его ожидала огромная епархия, в которую входили Северо-Американские Соединенные Штаты, Канада и Аляска. Русских людей здесь было немного, поэтому он должен был обратиться к местному населению, изучить язык, местные традиции и нравы. И здесь епископ Тихон проявил себя радостным, бодрым, удивительно легким человеком. Он деятельно взялся за благоустройство своей епархии, поделил ее на округи, открыл духовные училища, начал миссионерскую работу, привлекая многих к Православию.
Большое внимание архиепископ Тихон уделял все более усиливавшейся волне славянской эмиграции в Америку. В одной из своих проповедей он отмечал: «Будущее сокрыто от ограниченного взора человеческого, и мы теперь не знаем, что внесет в жизнь страны сей все усиливающаяся волна славянской эмиграции и мало-помалу возрастающая здесь Православная Церковь. Но хотелось бы верить, что не останутся они бесследными здесь, не исчезнут в море чуждом, а в духовную сокровищницу американского народа внесут присущее славянской натуре и русскому православному люду алчбу духовную, порывы к небесному, стремление ко всеобщему братству, заботы о других, смиренные, покаянные чувства, терпение…».
Поэтому святитель заботился о том, чтобы подготовить пастырей из числа американских граждан, немало усилий приложил и для перевода богослужебных текстов на английский язык. Он преобразовал миссионерскую школу в Миннеаполисе в Духовную семинарию. Это привело к тому, что отпала необходимость присылать священников из России. Поскольку новые православные переселенцы поселялись в основном в восточных штатах Северной Америки, святитель Тихон перенес епископскую кафедру из Сан-Франциско в Нью-Йорк.
Усилиями епископа Тихона близ города Скрантона в штате Пенсильвания был основан Свято-Тихоновский монастырь, а при нем устроена школа-приют для сирот. За время его служения к Православию присоединились 32 униатских карпато-русских прихода.
Один из преподавателей Духовной семинарии в Миннеаполисе так вспоминал о встречах со святителем: «По природе своей епископ Тихон был добр, отзывчив и необыкновенно впечатлителен. По своему характеру он был тихий, милосердный, незлобивый и всегда старался сохранить в своем лице спокойствие, и это спокойствие он вносил в души всех окружающих. От каждого слова его, сказанного мягким голосом, веяло тихим, святым покоем. Внешне он был необыкновенно светлый и благолепный, производил самое благоприятное впечатление. Его благородное и выразительное лицо отражало величие его души. Он был свеж и бодр… Он был прост как в обществе, так и в делах административных; он часто писал свои распоряжения лично, без всяких консисторских формальностей… При епископе Тихоне все были объединены общностью положения, интересов, чувств и мыслей; в миссии господствовало блаженство мира, согласия, дружбы и любви. Не было разрушительных ссор, озлоблений и взаимной ненависти, не было свары, не было разделений – были один архипастырь и одно стадо…».
Современники вспоминают, что епископ Тихон обладал поразительной способностью разбираться в обстоятельствах, делах и людях. Не мудрствуя лукаво, руководясь простым, ясным, честным здравым смыслом, он подходил к самым сложным не только церковным, но и национальным, государственным задачам, разрешая их как в Америке, так и в России неизменно удачно. Это создало ему репутацию мудрого архипастыря. Сам Патриарх впоследствии вспоминал, что служение в Америке расширило его церковно-политический кругозор, познакомило с новыми формами человеческих взаимоотношений и подготовило к тому, что пришлось ему испытать впоследствии. Паства и пастыри неизменно любили и чтили своего архипастыря. Американцы удостоили его чести быть почетным гражданином Соединенных Штатов (это звание впоследствии спасло его от расстрела).
Все семь лет служения в Америке владыка Тихон внимательно следил за происходящим в России, не порывал связей и с родной Псковской землей. В Псковском архиве хранятся десять писем епископа Тихона настоятелю Великолуцкого Троице-Сергиева монастыря игумену Аркадию. В одном из них, написанном 15 ноября 1905 года, есть такие строки: «Больно читать сообщения о том, что творится в бедной России. Кажется, все правящие потеряли голову. Бог знает, к чему это все приведет. Ужели Господь до конца прогневался на нас? И скоро ли мы образумимся?…».
В этом же письме из Нью-Йорка раскрывается еще одна сторона характера и служения святителя Тихона: «Достопочтенный о. Игумен … сердечно Вас благодарю за Ваше любезное внимание к нуждам нашей миссии и пожертвованные Вами деньги обращаю на монастырь, который устрояется у нас в епархии, при нем есть и сиротский дом…». Поразительное свидетельство: из маленького уездного городка России верующие посылают деньги в богатую Америку, чтобы помочь страждущим.
В марте 1905 года «Апостол Японии» – святитель Николай (Касаткин) направляет епископу Тихону благодарственное письмо за присылку денежных средств и богослужебных предметов для нужд русских военнопленных и раненых воинов, находящихся в Японии.
Своеобразным итогом трудов епископа Тихона стал созыв первого Православного Собора Североамериканской Церкви 20–23 февраля 1907 года в Майнфильде. На Соборе были поставлены задачи расширения миссии, а также получения самостоятельности православной миссии в Америке, не зависящей от субсидий казны. Поднят был вопрос и о статусе Православной Церкви в Америке. Тогда Святейший Синод не согласился с предложениями Собора, и лишь спустя шестьдесят лет Православная Церковь в Америке получила самостоятельность. Вскоре после Собора, ставшего достойным завершением апостольских трудов святителя Тихона, его отозвали в Россию. Здесь, в Америке, скончался брат святителя Тихона; тело его перевезли в родной Торопец, где еще жила мать. Вскоре с ее кончиной не осталось в живых никого из ближайших родственников будущего Патриарха.
В 1905 году владыка Тихон был возведен в сан архиепископа, а в 1907 году призван к управлению одной из древнейших и важнейших епархий России – Ярославской. В числе первых его распоряжений по епархии было запрещение духовенству при личных обращениях к нему класть вошедшие в обычай земные поклоны. В Ярославле святитель пришелся всем по душе. Он охотно откликался на приглашения служить во многочисленных храмах Ярославля, в его древних монастырях и приходских церквах обширной епархии. Часто посещал он церкви без всякой пышности и даже ходил пешком, что в ту пору было необычным делом для русских архиереев. При посещении храмов он вникал во все подробности жизни прихода, даже поднимался иногда на колокольню, к удивлению батюшек, непривычных к такой простоте архиереев. Но это удивление скоро сменялось искренней любовью к архипастырю, беседовавшему со всеми просто и ласково, с добродушной шуткой, без всякого следа начальственного тона. В обхождении с людьми и высшими себя и низшими, и со своими и с чужими он был прост, доступен, ласков. Его одухотворенное, светлое благодушие не могло быть нарушено никем и ничем. В самых сложных положениях хранил он дивную христианскую ясность духа. В воспоминаниях о его служении в Ярославской епархии сохранился замечательный эпизод, показывающий, с какой мудростью и простотой повел он себя в довольно неловкой ситуации.
В один из многочисленных объездов своей довольно обширной епархии Владыка Тихон заехал в какую-то пошехонскую глушь и посетил находящийся там приходской храм, священником в котором состоял только недавно получивший духовное образование и женившийся семинарист.
Естественно, что появление в такой глуши заслуженного и почитаемого архиепископа, хотя и известного своим благодушием и милостивым нравом, стало настоящим событием в жизни прихода. Осмотрев храм, Владыка по обычаю посетил домик священника и угостился скудными деревенскими яствами. Побеседовав со священником, Владыка ввиду предстоящего ему дальнего пути стал собираться.
Когда он вышел в сени, здесь, по старой русской традиции, появилась молодая матушка – жена священника – со стопкой, которую она держала трясущимися руками на тарелке: «Посошок – на дорогу!». И батюшка, и матушка, низко кланяясь, просили Владыку «не побрезговать». Умиленный радушием бесхитростных хозяев, Владыка взял стопку и, пригубив, почувствовал, что это какая-то гадость, поморщился и произнес от неожиданности: «Горько…»
Услыхав это знакомое, еще недавно так часто слышанное на свадьбе слово, молодая матушка, приняв его за известный символический призыв, радостно обняла своего молодого мужа и поцеловала его, совершенно оторопевшего от неожиданности. Он, да и все присутствовавшие при проводах необычайно смутились. Не смутился только один Владыка Тихон. «Вот так всегда и живите»,– промолвил он при виде этой нежной пары, поцеловал их сам, благословил и уехал.
Добавьте комментарий