12 октября 1918 года группа вооруженных чекистов устроила обыск в покоях Патриарха. Вот что пишет об этом сам Святейший: «Стоящий во главе вошедшей группы отличался сколько величиною роста, столько грубостью речи и оскорбительностью обращения со мной… Старший начал мне делать вопросы в грубой форме о хранении капиталов и моей ризницы. Не получивши от меня желательного ответа, он стал при пособии своих товарищей производить обыск во всех комнатах. Не найдя там желаемого, он в грубой форме стал требовать указания места хранения так называемого несгораемого шкафа с капиталами. При этом угрожал мне расстрелом. Получивши ответ, что такого ящика с капиталами у меня нет, что я содержусь на средства монастыря, при пособии пенсии, он угрожал мне выстрелом из револьвера, который держал в руке. На эту угрозу я ответил, что смерть для меня как христианина, не страшна, что я готов и, оградив себя крестным знамением, обратился к нему грудью, ожидая выстрел. Но такового не последовало. Разгневанный неудачей своей, он подошел и сделал мне оскорбление рукою…».
Когда начались аресты архиереев и членов Собора, к Патриарху явилась депутация во главе с видными архиереями, извещавшая о решении властей взять его под арест и настойчиво советовавшая ему уехать за границу – все было готово для этого. Патриарх вышел к депутации спокойный, улыбающийся, внимательно выслушал все, что ему сообщили, и решительно заявил, что никуда не поедет: «Бегство Патриарха,– сказал он,– было бы слишком на руку врагам Церкви, они использовали бы это в своих видах; пусть делают что угодно». Однако на сей раз все обошлось.
Позднее, когда один священник пришел к Патриарху за благословением на отъезд из России, Святейший сказал ему: «Запрещать не запрещаю, воля твоя, но благословить не могу. Пастырь не должен оставлять стадо, а во время гонений и бедствий тем паче…».
Но за Патриарха очень тревожилась верующая Москва, поэтому приходские общины организовали охрану: каждую ночь на подворье, где жил Святейший, дежурили члены церковных Советов храмов Москвы, и Патриарх непременно приходил к ним благословить и побеседовать. Правда неизвестно, что могла бы сделать эта безоружная охрана, если бы власти решили арестовать Патриарха: силой защитить его они не могли, собрать народ на защиту – тоже, так как было объявлено о запрещении бить в набат под угрозой немедленного расстрела, и на колокольнях стояли вооруженные часовые.
Все также безбоязненно выезжал Патриарх и в Московские храмы и в другие города, куда его приглашали – в Богородск (Московской губернии), а позже в Ярославль и в Петроград. В Богородске рабочие устроили для его встречи красиво убранный павильон, все улицы были переполнены народом, а в Ярославле сами комиссары принимали участие во встрече, обедали с Патриархом, снимались с ним. Поездка Святейшего в Петроград в мае 1918 года была одним из самых радостных событий его многострадальной жизни. Железнодорожные рабочие настояли, чтобы Патриарху был предоставлен отдельный вагон и по пути торжественно встречали его на всех остановках. На вокзале Святейшего ожидало многочисленное духовенство во главе с митрополитом Вениамином. От вокзала до Александро-Невской Лавры по Невскому проспекту были выстроены крестные ходы и депутации от приходов. С 6 часов утра начал собираться народ и к приходу поезда переполнил всю Знаменскую площадь, Лиговку и все прилегающие улицы. Звон колоколов всех церквей Петрограда возвещал моменты переезда границы города и выход Патриарха из вокзала. Нельзя описать волнения людей, когда показался экипаж, в котором находились Патриарх и митрополит Вениамин. Петербуржцы бросались к экипажу, плакали, становились на колени. Патриарх, благословляя всех, стоял в коляске до самой Лавры. Здесь его ожидали викарные епископы, около 200 священников и более 60 диаконов в облачениях. После молебна в переполненном соборе Патриарх сказал слово о стоянии за веру до смерти. Самыми торжественными моментами были его службы в Исаакиевском, Казанском и Лаврском соборах. На праздник Вознесения Господня в Казанском соборе после Литургии был крестный ход вокруг собора. Вся Казанская площадь, Невский проспект и Екатерининский канал заполнены были людским морем, среди которого струилась тонкая золотая лента духовенства в облачениях. Святейший служил панихиду на могиле отца Иоанна Кронштадтского, посетил также и Кронштадт.
Своим служением Патриарх молитвенно поддержал, ободрил и вдохновил Петроградскую паству во главе с митрополитом Вениамином и укрепил всех верующих в предстоящих испытаниях. В Правлении Братства православных приходов Петрограда Патриарх Тихон сказал замечательные слова: «Я слышал сейчас, что Братство объединяет людей, готовых на смерть. Русский человек вообще умеет умирать, а жить и действовать не умеет. Задача Братства не только в том, чтобы воодушевлять на мучения и смерть, но и наставлять, как надо жить, указать, чем должны руководствоваться миряне, чтобы Церковь Божия возрастала и крепла. Наше упование – это жизнь, а не смерть и могила». В Москву Святейший вернулся, навсегда унося с собой особенную любовь петроградской паствы и ее архипастыря – митрополита Вениамина.
1919 год не принес облегчения Православной Церкви. Начало года было отмечено постановлением Президиума Московского Совета о передаче всех монастырских помещений Отделу народного просвещения. Продолжалось закрытие монастырей и церквей. А 16 февраля 1919 года было обнародовано постановление Народного комиссариата юстиции об организованном вскрытии мощей. Вскрытие мощей в монастырях и храмах было встречено массовым сопротивлением верующих и последовавшими затем расстрелами мирян и духовенства. Патриарх неоднократно обращался к высшим властям с просьбами прекратить глумление над чувствами верующих. В одном из таких обращений к Председателю ВЦИК М.И. Калинину Патриарх пишет:
«Как известно, почитание Святых и Их останков (мощей) и приношение Богу жертвы путем возжигания восковой свечи являются древними обрядами Православной и Римско-католической Церквей, непосредственно относящимся к области культа. Исходя из присущего будто бы всем мощам признака нетления, VIII Отдел Народного Комиссариата Юстиции в лице бывшего Петроградского священника Спас-Колтовской церкви Галкина и бывшего ходатая по бракоразводным делам Шпицберга, занялся ревизованием мощей Православной Русской Церкви, вскрывая раки и гробницы с останками признанных Церковью Святых…
Галкин и Шпицберг явно увлекают РСФСР на тернистый путь гонения религий со стороны государства и стеснения свободы совести. Примеры древнеримских императоров, инсценированные процессы по делам инакомыслящих епископов во времена господства христианствующих царей, судебные трибуналы доминиканцев и костры инквизиций в Испании, Франции, Германии, Нидерландах, кажется, должны были бы убедить людей XX века в непригодности системы гонений и невозможности насилием побороть идею свободной совести. Если допустить возможность гонений на религиозный культ в РСФСР, то как же это можно согласиться с Конституцией (ст. 21), предоставляющей в России «право убежища за религиозные преступления?…».
9 августа 1920 г.
В это трудное время Святейший Патриарх Тихон обращается с Посланием ко всем верующим Русской Православной Церкви, чтобы указать им правильную линию истинного христианского поведения и предостеречь от желания какого бы то ни было мщения:
«Господь не перестает являть милости Свои Православной Русской Церкви. Он дал ей испытать себя и проверить свою преданность Христу и Его заветам не во дни только внешнего ее благополучия, а и во дни гонений. День от дня прилагаются ей новые испытания. День от дня все ярче сияет ее венец. Многажды беспощадно опускается на ее озаренный смирением лик бич от враждебной Христу руки и клеветнические уста поносят ее безумными хулами, а она, по-апостольски – в тщету вменяет горечь своих страданий, вводит в сонм небожителей новых мучеников и находит утеху для себя в благословении своего Небесного Жениха:
«Блаженны вы, когда вас будут поносить и гнать и всячески злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь» (Мф. 5, 11)…
Мы умоляем вас, умоляем всех Наших Православных чад, не отходить от этой единственно спасительной настроенности христианина, не сходить с пути крестного, ниспосланного нам Богом, на путь восхищения мирской силы или мщения…
Трудная, но и какая высокая задача для христианина сохранить в себе великое счастье незлобия и любви тогда, когда ниспровергнут твой враг и когда угнетенный страдалец призывается изречь свой суд над недавним своим угнетателем и гонителем. И Промысел Божий уже ставит перед некоторыми из чад Русской Православной Церкви это испытание. Зажигаются страсти. Вспыхивают мятежи. Создаются новые и новые лагери. Разгорается пожар сведения счетов. Враждебные действия переходят в человеконенавистничество. Организованное сопротивление – в партизанство, со всеми его ужасами. Вся Россия – поле сражения!… Мы содрогаемся, что возможны такие явления, когда при военных действиях один лагерь защищает передние свои ряды заложниками из жен и детей противного лагеря. Мы содрогаемся варварству нашего времени, когда заложниками берутся в обеспечение чужой жизни и неприкосновенности. Мы содрогаемся от ужаса и боли, когда после покушений на представителей нашего современного правительства в Петрограде и Москве, как бы в дар любви им и в свидетельство преданности, и в искупление вины злоумышленников, воздвигались целые курганы из тел лиц, совершенно непричастных к этим покушениям, и безумные эти жертвоприношения приветствовались восторгом тех, кто должен был остановить подобные зверства. Мы содрогались – но ведь эти действия шли там, где не знают или не признают Христа, где считают религию опиумом для народа, где христианские идеалы – вредный пережиток, где открыто и истребление одного класса другим и междоусобная брань.
Нам ли христианам, идти по этому пути? О, да не будет!.. Нет, пусть лучше нам наносят кровоточащие раны, чем нам обратиться к мщению, тем более погромному, против наших врагов или тех, кто кажется нам источником наших бед. Следуйте за Христом! Не изменяйте Ему. Не поддавайтесь искушению. Не губите в крови отмщения и свою душу. Не будьте побеждены злом. Побеждайте зло добром (Рим. 12, 21)».
Самого Патриарха Тихона новые власти пока не трогали. Ленин сказал тогда: «Мы из него второго Гермогена делать не будем». Однако со всех концов России приходили к Патриарху известия об ужасных расправах над священниками и верующими. Для спасения многих тысяч жизней Патриарх принял меры к ограждению священнослужителей от чисто политических выступлений.
Прежде всего Патриарх сам искренно отрекся от всякой политики. Когда отъезжавший в Добровольческую армию просил тайного благословения вождям Белого движения, Патриарх твердо заявил, что не считает возможным это сделать, ибо, оставаясь в России, он желает не только наружно, но и по существу избегнуть упрека в каком-либо вмешательстве Церкви в политику.
Отсутствие враждебности к существующей государственной власти и призыв к гражданской лояльности стали свойственны посланиям Патриарха задолго до того, как стало ясно, что большевики победят в Гражданской войне. Осенью 1919 года белые войска взяли Орел. Многие ждали уже их прихода в Москву. Но именно в эти дни, когда исход борьбы было трудно предугадать, появляется воззвание Патриарха Тихона к русскому духовенству.
Удостоверившись в том, что даже отлучение от Церкви участников кровавых насилий над невинными людьми и осквернения церковных святынь не остановило ужасов междоусобной брани, Патриарх Тихон пришел к убеждению, что начавшаяся в стране гражданская война независимо от политических взглядов, мировоззрения и религиозности ее участников представляла величайшую трагедию всего русского народа, в которой Русская Православная Церковь не имела нравственного права выступать на стороне какого-либо одного из враждующих лагерей. Это убеждение Патриарха и отразилось в одном из самых важных за все его патриаршество Посланий к архипастырям Русской Церкви, которое определило отношение к государственной власти не только в годы гражданской войны, но и во время вмего периода деятельности Патриарха Тихона. Приводим слова этого послания:
«Памятуйте же, архипастыри и отцы, и канонические правила, и заветы святых апостолов: «блюдите себя от творящих распри и раздоры». Уклоняйтесь от участия в политических партиях и выступлениях, повинуйтесь вашему человеческому начальству в делах внешних (1 Пет. 2, 13), не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти, подчиняйтесь и ее велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию, ибо Богу, по апостольскому наставлению, должны повиноваться более, чем людям (Деян. 4, 19; Гал. 1, 10).
… Много уже архипастырей и пастырей, и просто клириков сделались жертвами кровавой политической борьбы. И все это, за весьма, быть может, немногими исключениями, только потому, что мы, служители и глашатаи Христовой Истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению Советского строя. Но Мы с решительностью заявляем, что такие подозрения несправедливы: установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает Себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение».
Но расчет на успокоение власти был бесполезен, политические обвинения духовенства служили лишь прикрытием для истребления его именно как служителя религии.
К началу 1921 года было ликвидировано 573 монастыря, а за несколько месяцев этого года еще 40. Летом разразился небывалый голод, захвативший многие районы России. К началу 1922 года голодало более тридцати миллионов человек. Особенно ужасным было положение в Поволжье. Патриарх Тихон обратился с воззванием «К народам мира и православному человеку», а также к Главам отдельных христианских Церквей (Православным Патриархам, Римскому папе, Архиепископу Кентерберийскому, американскому епископату) с призывом откликнуться на народное бедствие, постигшее Россию. Приведем строки этого воззвания: «Пастыри стада Христова! Молитвою у престола Божия, у родных святынь исторгайте прощение Неба согрешившей земле. Зовите народ к покаянию: да омоется покаянными обетами и Святыми Таинами, да обновится верующая Русь, исходя на святой подвиг и его совершая, да возвысится он в подвиг молитвенный, жертвенный подвиг. Да звучат вдохновенно и неумолчно окрыленные верою в благодатную помощь свыше призывы ваши к святому делу спасения погибающих. Паства родная моя! В годину великого посещения Божия благословляю тебя: воплоти и воскреси в нынешнем подвиге твоем святые, незабвенные деяния благочестивых предков твоих, в годины тягчайших бед собиравших своею беззаветною верою и самоотверженной любовью во имя Христова духовную русскую мощь и ею оживотворявших умиравшую русскую землю и жизнь… Помогите! Помогите стране, помогавшей всегда другим! Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода…».
Это послание было прочитано всенародно в храме Христа Спасителя, а затем напечатано стотысячным тиражом. Патриарх Тихон основал Всероссийский Церковный Комитет помощи голодающим. Во всех храмах России и среди групп верующих начался сбор средств. Комитет и Воззвание Патриарха сделали свое дело: 21 августа 1921 года в Риге заместителем наркома М. Литвиновым было подписано соглашение с представителем американской организации помощи голодающим ARA (American Relate Association). Американцы заявили о немедленной высылке первых вагонов с продовольствием, а Гувер, глава ARA, обещал, что ежемесячно на нужды голодающих будет расходоваться не менее полутора миллиона долларов. Соглашение о поставке продовольствия подписал знаменитый Фритьоф Нансен, глава комиссии Лиги наций по помощи беженцам и военнопленным. Тогда же был организован Всероссийский комитет помощи голодающим (ВКПГ), узаконенный ВЦИК. Однако просуществовал ВКПГ не более месяца – 27 августа 1921 года появилось постановление Президиума ВЦИК о его ликвидации. Ленин призывал прессу «на сотни ладов высмеивать Кукишей» – так он называл ВКПГ. Большинство организаторов ВКПГ были отправлены на Лубянку.
Разгон ВКПГ показал, что власти не намерены принимать ни от кого помощи, тем более от Церкви. Все собранные Церковью денежные средства были изъяты. Известно множество случаев, когда все верующие, от архиереев до мирян, занимавшиеся сбором средств в пользу голодающих, подвергались аресту и заключению за «контрреволюционную деятельность». При этом власти ссылались на инструкцию Наркомюста от 24 августа 1918 года, согласно которой религиозным организациям запрещалось заниматься благотворительностью.
Тем временем голод в стране приобретал все больший размах, грозя перерасти в национальную катастрофу. Патриарх Тихон писал в одном из своих посланий в начале 1922 года:
«Леденящие душу ужасы мы переживаем при чтении известий о положении голодающих: «Голодные не едят уже более суррогатов, их давно уже нет». Падаль для голодного населения стала лакомством, но этого лакомства нельзя уже более достать. По дорогам и оврагам, в снегу находят десятки умерших голодных. Матери бросают своих детей на мороз. Стоны и вопли несутся со всех сторон. Доходит до людоедства. Убыль населения составляет от 12 до 25%… Необходимо всем, кто только может, прийти на помощь страждущему от голода населению…».
Патриарх благословил жертвовать на нужды голодающих и «драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления». Однако власть предержащая решила иначе: 23 февраля 1922 года ВЦИК постановил в месячный срок изъять все принадлежащие Церкви драгоценные предметы из золота, серебра и камней. На это Патриарх Тихон ответил Посланием, в котором изъятие священных сосудов и богослужебных предметов осуждалось как святотатство: «Желая усилить возможную помощь вымирающему от голода населению Поволжья, Мы нашли возможным разрешить церковноприходским Советам и общинам жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления, о чем и оповестили православное население 6/19 февраля с.г. особым воззванием…
Но вслед за этим, после резких выпадов в правительственных газетах по отношению к духовным руководителям Церкви, 10/23 февраля ВЦИК для оказания помощи голодающим постановил изъять из храмов все драгоценные церковные вещи, в том числе и священные сосуды и прочие церковные богослужебные предметы. С точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства… Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжелых обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления… Но Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство – мирянина отлучением от Нее, священнослужителя – извержением из сана».
Патриарх не мог одобрить полного изъятия, тем более что у многих возникли справедливые сомнения в том, что ценности пойдут на борьбу с голодом. Во многих местах насильственное изъятие вызвало народное возмущение.
По России прокатилась волна столкновений между властями и верующими. Всякое сопротивление подавлялось новой властью беспощадно. Власти нужен был лишь предлог и средства для собственных нужд. Об этом убедительно свидетельствует опубликованное лишь недавно «строго секретное» письмо В. И. Ленина для членов Политбюро, в котором он писал, давая оценку событиям в городе Шуе, где 15 марта 1922 года попытка изъятия церковных ценностей привела к кровавым жертвам (красноармейцы расстреляли безоружную толпу): «Я думаю, что здесь наш противник делает громадную стратегическую ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас, именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) произвести изъятие всех церковных ценностей. С самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления…
Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности, совершенно немыслимы. Взять в свои руки фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и в несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало.
Это соображение, в особенности, еще подкрепляется тем, что по международному положению России для нас, по всей вероятности, после Генуи окажется и может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональны, может быть, даже чересчур опасны. Сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена нам полностью… Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивлявшихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе как расстрелом очень большого числа самых влиятельных черносотенцев г. Шуи, а по возможности, также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров.
Самого Патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он несомненно стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее наблюдаемы и вскрываемы…
Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».
Добавьте комментарий