***

По возвращении в Вифлеем самой насущной потребностью двух женщин была пища. Оказаться в такой нищете было унизительно, но, поскольку наступило время сбора урожая, они могли сами помочь себе. Закон Моисеев* обязывал земледельцев не собирать урожай на краях полей, но оставлять там некоторую часть для бедных (Лев. 19, 9; 23, 22). За такую щедрость Бог обещал особые благословения (Втор. 24, 19). Руфь решила воспользоваться этой возможностью, но догадывалась, что не все земледельцы будут рады людям, добывающим себе пропитание на их полях, тем более что она была чужеземкой.
* Когда хозяин жал пшеницу, его серп должен был щадить колосья, которые вырастали на меже убираемого им поля; он не должен был возвращаться назад, чтобы подбирать те колосья, которые ускользнули из-под его серпа; когда он отрясал масличные деревья, его рука не должна была разыскивать между ветвями дерева тех маслин, которых не сбила его палка; когда он собирал созревший виноград, он не должен был пересматривать за собою ветку за веткой. Оставшиеся колосья, оставшиеся маслины, оставшиеся кисти винограда предоставлялись вдове и бедняку (Лев. 19, 9,1 0; Втор. 24, 19–22).

Ей хотелось пойти туда, где можно было надеяться «найти благоволение» (Руф. 2, 2). Хотя она ничего не знала о ближайших родственниках своего покойного свекра, так «случилось», что она стала подбирать оставшиеся после жнецов колосья на поле, принадлежавшем Воозу, «который из племени Елимелехова» (Руф. 2, 3). Повторение этих слов в повествовании подчеркивает их значимость. Ее выбор не был случайностью, Бог был ее верным невидимым проводником, как покажут дальнейшие события.
Без малейшего саможаления и страха перед тяжелой работой Руфь целыми днями трудилась под палящим солнцем и в конце дня радостно возвращалась к Ноемини со своим скудным урожаем.

И ее труд был вознагражден. В разгар жатвы прибыл владелец и приветствовал своих жнецов словами, которые более подходят для приветствия в церкви, чем на поле. «Господь с вами!» – слова, очень знакомые каждому христианину, использованы для приветствия только здесь. Обычным приветствием было – «Мир вам (salom)». Вооз и его работники таким образом признали свою полную зависимость от Господа в сборе урожая.
Когда Вооз пришел на поля и увидел красивую молодую женщину, он спросил о ней своих слуг, и те сказали ему, что она моавитянка, пришедшая с Ноеминью из Моавитской земли. Вооз тотчас же предложил ей свое покровительство, попросив ее работать только на полях, принадлежавших ему, и велел своим слугам не обижать ее, а затем пригласил ее пить воду, набранную для жнецов.

Во время обеда* Вооз опять выделил ее, пригласив присоединиться к обедающим работникам. Он угостил ее хлебом, часть которого она оставила, чтобы поделиться с Ноеминью. Когда Руфь опять встала, чтобы идти работать, Вооз отдал приказание позволить ей брать колосья из снопов (что было запрещено тем, кто подбирал на поле остатки). Работникам же было указано специально оставлять для нее колосья. В результате Руфь закончила свой рабочий день с намного большей прибылью, чем она могла надеяться. В денежном выражении собранное ею зерно равнялось, по меньшей мере, половине месячного заработка.
* Обед восточного простолюдина состоял из хлеба, обмакиваемого в уксус, и сушеных зерен (см. Лев 23, 14).
Руфь приносит домой добрую ефу ячменя (по объему это более 20 л).

Мешок с ячменем, принесенный Руфью, показал, что, видимо, кто-то проявил к Руфи чрезвычайную щедрость, и потому взволнованная Ноеминь задает вопросы и молится о благословении благодетеля Руфи. Размышляя вслух о Воозе, что «благословен он от Господа за то, что не лишил милости своей ни живых, ни мертвых» (Руф. 2, 20) Ноеминь думает о Божием провидении, которое привело Руфь на поле Вооза. Это было свидетельством любви Бога по завету (hesed) к умершему Елимелеху и его сыну, явленной на их вдовах.
К ее радости Руфь прибавила новость, что Вооз пригласил ее работать вместе с его слугами до конца сбора урожая, который должен был завершиться через пару месяцев. Им не нужно было беспокоиться о ближайшем будущем, и в сезон сбора урожая Руфь стала членом общины Вифлеема.

Все на этом поле было удивительно. Вместо того чтобы отнестись к Руфи с подозрением, ее принимают; никто не гонит ее с поля, а сам хозяин позволил ей питаться вместе со слугами. Затем его доброта превратилась в восхищение, поскольку он узнал, что ей приходится содержать свою свекровь. Вооз оценил скромную прелесть Руфи, ее врожденную чистоту и щедрость души. Когда Руфь поклонилась Воозу до земли и спросила: «Чем снискала я в глазах твоих милость, что ты принимаешь меня, хотя я и чужеземка?», он ответил ей: «мне сказано все, что сделала ты для свекрови своей по смерти мужа твоего, что ты оставила твоего отца, и твою мать, и твою родину, и пришла к народу, которого ты не знала вчера и третьего дня. Да воздаст Господь за это дело твое, и да будет тебе полная награда от Господа, Бога Израилева, к Которому ты пришла, чтоб успокоиться под Его крылами!» (Руф. 2, 11–12).

Вооз отвечает, что слава о ней опережает ее. Жители Вифлеема признали в ее действиях благость, одобрили и оценили смелость Руфи, последовавшей за своей свекровью. Словами «да воздаст Господь за это дело твое» Вооз высказал больше, чем просто благочестивое пожелание. Осознавая жертвенность поступка Руфи, Вооз искренне желал ей «полной награды от Господа», чтобы ее вера укрепилась сознанием того, что все ее нужды восполнены.

Мы видим верховное владычество Бога над мельчайшими жизненными обстоятельствами, когда читаем, что Руфи случилось подбирать колосья именно на той части поля, которая принадлежала Воозу (Руфь 2, 3); эта кажущаяся случайность, в сущности, устранила последние преграды на пути благословения, уготованного Яхве для Руфи и Ноемини.

Ноеминь, обрадованная всем происходящим и видя здесь особое намерение Божие, разъяснила Руфи, что та имеет право на замужество с Воозом, так как он ближайший родственник ее мужа и по закону должен восстановить семя ее умершему без наследников мужу.
В ветхозаветные времена вопросы бракосочетания решались родителями, поэтому вполне естественно, что Ноеминь пытается найти дом для Руфи и обеспечить ей жизнь в достатке. По-видимому, прошло несколько недель, потому что жатва закончилась, и начались работы по очистке ячменя. Ноеминь тщательно обдумала, как наилучшим образом подойти к Воозу. Она надеялась, что он выполнит обязанность близкого родственника и женится на Руфи. Но каким бы добрым и благородным ни был Вооз, он не предпринимал никаких шагов в этом направлении, а потому Ноеминь решила подтолкнуть его. Ее планы потребовали от Руфи значительной доли смелости. Руфь, чувствуя материнскую любовь и житейскую опытность в совете Ноемини, в точности его исполняет.

Вооз, очевидно, отнюдь не обязан был принимать на себя такую ответственность. Возможно, именно поэтому Ноеминь дожидалась конца жатвы, дав ему время получше разглядеть Руфь.
В тот решающий вечер Руфь должна была умыться и одеться как можно наряднее. Ее благовония должны были очаровать мужчину, когда темнота скроет всю ее красоту. Руфь должна была остаться незамеченной и в то же время точно определить место ночлега Вооза. Когда все успокоится, ей нужно было тайком подойти к нему, тихонько приоткрыть покрывало и лечь в ногах. Когда он проснется, Руфь должна была изложить свою просьбу. Несмотря на явный риск категорического отказа и отвержения, Руфь блестяще выполнила план своей свекрови.
После традиционного пира у молотилки Вооз в хорошем расположении духа отправился отдыхать. По Божиему промыслу он выбрал себе место у скирда, где было достаточно уединенно. Когда он уснул, Руфь устроилась у его ног в знак подчиненности и стала ждать. Посреди ночи Вооз проснулся; в этот момент история становится особенно захватывающей. Как поведут себя эти два достойных человека в такой рискованной ситуации? Вооз понял, что у ног его лежит женщина, но не узнал ее. Поэтому его вопрос «Кто ты?» (Руф. 3, 9) был вполне естественным. «Она сказала: я Руфь, раба твоя; простри крыло твое на рабу твою, ибо ты родственник» (Руф. 3, 9).

Ответ Руфи, полон почтения и в то же время дерзновенен. Она говорила как имеющая на то право, она набралась смелости просить его исполнить долг родственника и жениться на ней. Эта просьба выражена метафорически словами «простри крыло твое на рабу твою». Руфь напомнила Воозу его же слова (Руф. 2, 12), и просила его стать исполнителем собственных молитв о ней «Простирать крыло» – яркое образное выражение, означавшее защиту, тепло и дружбу. Это выражение красноречиво говорило о брачных отношениях*.
* В Книге пророка Иезекииля о покровительстве Бога Иерусалиму говорится: «И проходил Я милю тебя, и увидел тебя, и вот, это было время твое, время любви; и простер Я воскрилия риз Моих на тебя, и покрыл, наготу твою; и поклялся тебе и вступил в союз с тобою… и ты стала моею» (Иез. 16, 8).

В ответе Вооза не было ни тени колебаний. Руфь могла успокоиться и оставить свои страхи, ибо Вооз не сказал ни слова упрека. Напротив, она услышала слова благословения и была принята как «дочь» в родной семье. Теперь она уже не чужеземка, не чужая. Вооз понял, что Руфь в первую очередь заботилась о будущем Ноемини. Для Руфи было бы естественно искать себе мужа среди молодых людей своего возраста, а не выходить замуж за пожилого, годящегося ей в отцы Вооза. Он заметил ее сдержанность и проникся уважением к ней за это. Он мог сделать все, о чем она просила, не навлекая на себя позора, потому что все общество высоко оценило честность и цельность Руфи.

Но сначала ему нужно было переговорить с родственником, который имел перед ним преимущество более близкого родства. Если он не воспользуется своим правом, тогда это сделает Вооз, и только после этого он возьмет ее в жены. Почему об этом человеке не упоминалось ранее? Нам приходится только догадываться, но, похоже, что Ноеминь, если и знала о том человеке, то решила, что он не сможет взять на себя дополнительные обязательства. Вооз переговорит с тем человеком. А пока Руфи было позволено остаться у его ног, несмотря на опасность привлечь к себе нескромные взгляды посторонних людей. Воозу нечего было скрывать, через несколько часов, когда все будет улажено законным образом, обществу предстояло услышать новость о бракосочетании.

Однако как только начало светать, Руфь ушла. Помимо естественного стремления не запятнать репутацию Руфи и свою собственную, Вооз беспокоится о том, чтобы на следующий день решение этого вопроса не было омрачено подозрениями в безнравственности. Отдавая дань общественному мнению – «пусть не знают, что женщина приходила на гумно» (Руф. 3, 14), он горячо и всецело одобряет Руфь, без спроса приникшую к нему, как позже Христос одобрил кровоточивую жену, без спроса прикоснувшуюся края Его одежды к негодованию учеников. «Дерзай, дщерь!» – сказал тогда Христос (Мф. 9, 22). «Благословенна ты от Господа, дочь моя! – сказал Вооз,– это последнее твое доброе дело сделала ты еще лучше прежнего» (Руф. 3, 10).

Вооз еще раз дал ей щедрую порцию зерна, сказав, что ему не хочется, чтобы она явилась к свекрови с пустыми руками. Что такое шесть мер, установить теперь невозможно. Нет сомнения, что Вооз дал ей такой подарок, какой она только могла унести.
Теперь Вооз уже свободно и со всей решительностью берет на себя обязательство как выкупить удел, так и жениться на Руфи. «Достойны удивления в сказанном и благочестие, и точность. Не нарушаю, говорит, Закона тем, что беру в жены моавитянку; напротив того, исполняю Божественный Закон, чтобы память умершего сохранилась неугасшею» (пишет Блаженный Феодорит).

И он сдержал свое слово. В то утро Вооз пришел к городским воротам и стал ждать, когда через них будет проходить другой родственник. Они сели в присутствии десяти* старейшин города, которых Вооз пригласил в качестве свидетелей. В Вифлееме эти старейшины представляли общество, и их постановления должны были выполняться безоговорочно. Их суждение было решающим, поэтому эта группа представляла собой городскую судебную власть.
* Десять старейшин: это количество считалось минимальным как для Богослужебного собрания, так и для всякого общественного дела (см. 1 Цар 25, 5).

Вооз заявил перед ними, что он, как родственник покойного мужа Руфи, намерен исполнить по отношению к ней закон левирата, если только это право будет предоставлено ему имевшимся в городе еще более близким, чем он, родственником покойного Елимелеха. Вооз спросил у ближайшего родственника, готов ли он выкупить землю, принадлежащую Елимелеху, которую Ноеминь собиралась продавать. Родственник выразил желание это сделать, пока Вооз не сказал ему, что он должен будет также жениться на моавитянке Руфи, вдове и наследнице сына Елимелеха. Тогда родственник отказался от своего права выкупа в пользу Вооза. Договор был скреплен по обычаям того времени: он снял свой сапог и отдал его Воозу в присутствии свидетелей*.
* В традициях Древнего Востока снятие сапога (сандалии) с чьей либо ноги и вручение его другому лицу служило знаменательным выражением передачи прав и привилегий. Это объясняется тем, что покупка земли осуществлялась с учетом величины надела, который можно обойти за час, за день, неделю или месяц (3 Цар. 21, 16–17). Поскольку землю обходили в сапогах (сандалиях), они превратились с символ владения землей.
Поскольку изложенное Воозом толкование обязанностей родственника включает женитьбу на Руфи, смысл ситуации существенно меняется. Елимелех имел право на наследника. Руфь, моавитянка, его сноха, жива, и тот, кто купит поле, обязан через нее восстановить род покойного Елимелеха. Если родится сын, земля и собственность Елимелеха останутся в семье. В таком случае ближайший родственник теряет то, что приобрел ранее, и вынужден будет содержать две семьи. Кроме того, этот родственник, скорее всего, был женат. Вот почему первый из претендентов на землю отвечает – «Не могу я взять ее себе» (Руф. 4, 6). Цена для него слишком высока. И тем более становится очевидной щедрость и благородство Вооза, принявшего на себя такие высокие обязательства.
Затем Вооз заявил, что приобретает собственность Елимелеха и женится на Руфи, «чтобы оставить имя умершего в уделе его, и чтобы не исчезло имя умершего между братьями его и у ворот местопребывания его» (Руф. 4, 10). Старейшины стали официальными свидетелями того, что Вооз законным образом приобрел поля у Елимелеха, Хилеона и Махлона и подтвердил, что вдова Махлона станет его женой. Первенец Руфи будет в законном порядке признан «сыном Елимелеха» и таким образом восстановит имя умершего. Этот сын станет наследником собственности Елимелеха, обеспечив продолжение его рода и сохранность собственности в семье.

Брак был утвержден старейшинами города которые, благословив его, пожелали новобрачным семейного счастья и благоденствия. Все присутствовавшие призвали Божие благословение на этот союз. Вооз действительно стал законным мужем Руфи моавитянки.
В благих пожеланиях, связанных с заключением брака, прежде всего подразумевались дети, а не отношения мужа и жены. Рождение детей было знаком благословения Бога. Добрые пожелания новой семье были выражены в виде молитв, упоминавших о прошлом Израиля, пребывающего в Божией благодати: «И сказал весь народ, который при воротах, и старейшины: мы свидетели; да соделает Господь жену, входящую в дом твой, как Рахиль и как Лию, которые обе устроили дом Израилев; приобретай богатство в Ефрафе, и да славится имя твое в Вифлееме; и да будет дом твой, как дом Фареса, которого родила Фамарь Иуде, от того семени, которое даст тебе Господь от этой молодой женщины» (Руф. 4, 11–12)*.
* Слова: «Да соделает Господь жену, входящую в дом твой, как Рахиль и как Лию, которые обе устроили дом Израилев» вошли в чинопоследование православного Таинства Брака , как священническое благословение супругов.

Рахиль и Лия, вместе со своими служанками, родили Иакову (Израилю) двенадцать сыновей, которые стали родоначальниками двенадцати колен Израилевых (Исх. 1, 1–5). Вооз будет вознагражден, если Руфь родит ему много сыновей, чтобы увеличить его престиж и процветание. Далее молитва упоминает историю Иуды и Фамари, уже известной читателю (Быт. 38). Автор имеет веские основания упомянуть этот постыдный случай в жизни Иуды. Во-первых, он касался тех же внутрисемейных отношений, о которых идет речь и в этой главе, когда брат должен был восстановить имя умершего, женившись на его вдове, откуда и название такого брака – брак «по закону левирата» (от латинского слова levir, «деверь»). Иуда пренебрег правами Фамари, а Вооз с честью выполнил свой долг.
Во-вторых, есть здесь и другая интересная деталь. Фарес, родившийся у Фамари, был предком Вооза и одним из трех наследников всего колена Иудина. Поэтому вполне возможно, что большая часть населения Вифлеема произошла от него. Бог сделал для Фамари то, чего не хотел сделать Иуда, пренебрегая своим долгом. И Руфь удостаивается того же, что и Фамарь. Она рождает ребенка от человека, знатнейшего в роду, подходящего ей более на роль отца, и ребенок этот получает особое благословение Божие, становится отраслью самого главного генеалогического древа земной истории.

И разве не сотворит Бог милость по отношению к Воозу и не вознаградит его щедрость и верность в исполнении своего долга, дав ему сыновей? И в-третьих, Фамарь, как и Руфь, взяла инициативу в свои руки.
Вооз женился на Руфи и «Господь дал ей беременность, и она родила сына» (Руф. 4, 13). Рождение сына стало огромной радостью для всех женщин Вифлеема. Их ликование выразилось в восклицании: «благословен Господь!» Они радовались за Ноеминь больше, чем за Руфь. Старшее поколение, те, кто знали Ноеминь до ее переселения из Вифлеема в Моав, рады были видеть, как Господь обеспечил ей счастливое будущее. Поскольку ребенок считался внуком Елимелеха и Ноемини, имя ее мужа не исчезнет, а его собственность обретет наследника. Отныне вся жизнь Ноемини сосредоточена на ее внуке. Забота о нем, так же как когда-то забота о сыновьях, дает ей новый стимул к жизни. Кроме того, у Ноемини будет в старости защитник, который позаботится о ней, как и ее любящая сноха, «которая… лучше семи сыновей» (Руф. 4, 15). Хвала в адрес Руфи достигает высшей точки в этих словах женщин.

Молитва женщин о новорожденном наследнике – «и да будет славно имя его в Израиле!» (Руф. 4, 14) – получила ответ в генеалогии Давида. Имя этого наследника – Овид. Израилю был нужен царь, и он получил его: после смерти Саула им становится Давид, внук Овида, который родился от Вооза и Руфи. Давид, несмотря на все свои прегрешения, установил монархию, построил Иерусалим и воспел идеальное Царство, грядущее в веке будущем.
Эта история, едва не закончившаяся вымиранием одного еврейского рода, посвящена не чему иному, как роду Давида. Великий царь Давид был близок к тому, чтобы никогда не появиться на свет! Родословие показывает, что критическая ситуация в истории рода была разрешена Богом. Род Ноемини не только выжил, но и стал самым прославленным родом в Израиле. Выжить в труднейший период судей удалось благодаря вере любви и преданности, которые и привели к появлению такой личности, как Давид (4, 21).

Бог принял любовь и послушание Ноемини, Руфи и Вооза и использовал их в Своих вечных планах, чтобы показать, что Он «творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои» (Втор. 5, 10). Именно от этой семьи произойдет ветвь царской династии избранного народа, в которой воплотится Слово Божие, Искупитель человечества – «Сын Давидов». И город, принявший юную чужеземку, – тот самый, в котором родится Спаситель мира!

Генеалогия десяти поколений, от Фареса до Давида являет собой прекрасное заключение книги. Если в первых стихах рассказывается о голоде, переселении и смерти, то конец книги полон надежд на будущее. Список имен, охватывающий период от патриархов до Давида, напоминает читателю о том, что происшедшее с Ноеминью и Руфью было частью непрекращающейся заботы Бога по спасению падшего мира в веках. Жизнь имеет непреходящее значение, потому что Господь, Который дал конкретные обещания Аврааму, действовал в каждом поколении, открывая Свой характер, выполняя Свои обещания и достигая Своих целей. Это тот невидимый фактор, который создал историческую перспективу в Израиле, уникальную для древнего мира. Но история Израиля – это не только история великих людей…

Это родословие имеет большое значение для книги Руфь, поскольку свидетельствует, что Бог провиденциально сохраняет праведные семьи во времена великого отступничества, в том числе род Давида. Руфь исполняет этот замысел Божий.
Хотя Руфь происходила из другого племени, с которым древние евреи враждовали, в конце-концов их сердца раскрылись навстречу этой женщине, которую они признали идеальной невесткой, женой и матерью. Жители маленького городка Вифлеема восхищались Руфью.
Моавитянка Руфь, так же, как Фамарь и Раав, относятся к праматерям Давида, которые были «чужестранками» и не принадлежали к детям Израилевым; эти женщины сами, по своей доброй воле пошли вместе с Израилем, поверили в его Бога и сделали все возможное, чтобы остаться с Богом избранным народом. Новая свекровь Руфи, мать Вооза – это та самая блудница Раав, которая в свое время предала жителей Иерихона, спрятав израильских соглядатаев (Мф. 1, 5).
По преданию Руфь дожила до дней своего праправнука Соломона и дивилась его мудрости.
Добавьте комментарий