Ученые-генетики договорились, кому нужно принести публичное «покаяние», чтобы как-то сохранить научные направления, учеников, возможность продолжать работу. Но нашлись и такие мужественные люди, готовые положить свою жизнь ради истины – и это был великий урок для многих. Они выходили на трибуну как мученики христианства на заклание. Так поступил и наш ректор – академик Немчинов. Вспоминая об этих людях, не могу не привести известные слова: «Пойдем на костер и будем гореть, но от своих убеждений не откажемся!»
Жестокие репрессии на непокорных последовали немедленно. Ученых с мировым именем лишали кафедр, выгоняли с работы, причем они не могли никуда устроиться – их боялись брать даже простыми лаборантами. Приходилось уезжать в провинцию, устраиваться учителями в школах, соглашаться на любую самую непрестижную работу. Оставшиеся на прежних должностях коллеги помогали опальным, посылали деньги и продукты.
И все же совершенно уничтожить генетику властям не удалось – слишком велик был научный потенциал русских ученых. Они и в условиях гонений продолжали трудиться, и сумели сохранить школы и творческий потенциал до времени, когда генетику официально признали в нашей стране.
***
После возвращения из госпиталя мужу дали первую группу инвалидности, но с ней нельзя было работать. Прожить же тогда на инвалидную пенсию было невозможно, поэтому Аршак уговорил врачей дать ему третью, рабочую группу. Как инвалиду Великой Отечественной войны ему с огромным трудом удалось добиться, чтобы сына взяли в детский сад 301-го завода на шестидневку. Каждый раз, когда я приходила за сыном в детский сад, мне говорили:
– Это не наш ребенок, забирайте его!
Нужно было искать работу, так как на папину зарплату прожить втроем было очень трудно. В 1948 году я поступила на работу в Управление учебными заведениями Министерства Заготовок СССР,– помог-таки Тимирязевский диплом. Но через два года меня уволили по сокращению штатов. С огромным трудом удалось устроиться браковщицей ОТК на Сходненский стекольный завод. Потом с помощью Аршачка меня зачислили заведующей библиотекой Сходненского зоотехникума.
На новом месте мы завели четыре курицы и петуха. Я с любовью за ними ухаживала, и курочки мои почти каждый день несли яички. За кормом я ездила в Подрезково. Номер писали на руке, и всю ночь до утра мы стояли в очереди. Давали по сорок килограмм, после чего я тащила на себе этот неподъемный мешок. От техникума нам дали огород, на котором мы посадили картошку. Год выдался урожайный, и первую нашу зиму на Сходне мы прожили на этой картошке.
Мы очень экономили, откладывали что-то от наших маленьких зарплат и по очереди покупали одежду: сначала мужу костюм, потом мне, затем пальто ему и мне. Для сына я все шила сама. Помню, как он мечтал о матросском костюме, но у нас не было средств. Однажды ко дню рождения я все же решилась и купила ему костюмчик: сколько было радости! Но интересно, что сын больше радовался не вещам, а книгам. Каждую подаренную детскую книгу он принимал с восторгом и сразу просил меня прочитать ее.
Здесь, на Сходне, нас обокрали. Вроде бы и брать-то особенно нечего было, но воры забрались к нам. Был воскресный день; я попросила соседей взять сына, пока мы с мужем не вернемся. К счастью, я первой возвратилась в дом. Вошла и ужаснулась: по комнате летает пух от распоротых подушек – воры искали в них деньги. Унесли из дома практически все, что можно было продать или съесть. Утащили портфель с монограммой, подаренный мужу сослуживцами. Даже горшки с цветами унесли!
И тут увидела я топор, лежавший на кровати. Сердце мое сжалось! Где Саша? Выбежала из дома – и к соседям. Оказалось, все в порядке, стоит мой сын и радуется тому, что мама пришла. Тогда я сразу успокоилась, и ничего не осталось, кроме радости о том, что сын жив.
Прежде всего, я решила встретить мужа, чтобы предупредить его и успокоить. Пошла к станции, подождала, кода он появился, и говорю:
– Аркаша, у нас неприятность, нас обокрали.
– Так ведь надо срочно в милицию,– сказал муж.
– Иди сам, а я вернусь в дом.
Пришел милиционер, записал, что украли. Воров поймали на второй день. Они поступили очень странно: украли у нас вещи и стали продавать их в соседних домах. Муж разговаривал с ворами. Они сами вроде бы сокрушались, так как не знали, что такие бедные люди живут. Говорили, что мой платок и некоторые другие вещи продать не смогли и бросили в кусты. Указали дом, в который продали часть вещей. Мы постучали в этот дом, но нас не впустили, сказав, что ничего не знают.
Я долго уговаривала мужа не волноваться, наживем все снова. Убедила его не подавать на воров в суд. Результатом этого происшествия стало то, что нам не в чем было идти на работу. К счастью, все наши сбережения – двести рублей были спрятаны в казачьей бурке – единственной вещи, которую я привезла из эвакуации. Мы их взяли и купили на базаре самые дешевые костюмы, чтобы в них выйти на работу.
Папе нашему как преподавателю оплачивали снятую комнату, а также выписывали дрова, которые он привозил нашей хозяйке, так что хватало на все холодное время года. Но хозяйка не разрешала нам топить печь. Мы приходили с работы поздно, и придя в дом не могли даже сварить что-нибудь или вскипятить чай. Не позволяла она пользоваться и электроплиткой, хотя мы платили по счетчику за весь дом. В комнате же у нас висела единственная лампочка, но и ее хозяйка заменила еще более тусклой. Еще она говорила мне:
– Не мойте пол, вы воды много льете (мол, пол от этого портится).
Я удивлялась жадности нашей хозяйки, но приходилось терпеть, так как найти жилье было в послевоенные годы очень сложно. Жили трудно, голодно. Но однажды зимой муж купил по случаю барана. Мы разрезали мясо на мелкие кусочки и ели со своей картошкой.
В 1948 году техникуму выделили на Сходне два участка под застройку. Претендентов было пятеро, но один из участков достался нам, поскольку муж был инвалидом Великой Отечественной войны. Мы взяли кредит в банке и начали строить свой дом. Очень нам помог дядя Яша (муж покойной тети Клавы – папиной сестры),– он оформил перевозку по железной дороге разобранного дома из Архангельской области. Тогда это было сделать частному лицу очень сложно. Но дядя работал коммерческим ревизором на железной дороге, поэтому нам удалось начать стройку. Муж поехал туда, купил старый дом, его раскатали и погрузили на платформу, а затем привезли на наш участок. День и ночь трудились мы, в основном делали все вдвоем: мешали раствор, положили фундамент, рабочих нанимали только для установки бревенчатого сруба, кладки печи и, конечно, заказали двери и окна. Отделку дома тоже делали сами. Дом еще не был готов, когда хозяйка потребовала немедленно выехать из комнаты. Пришлось ночевать в недостроенном доме, который стоял еще без окон. Слава Богу, случилось это летом. С какой радостью переехали мы в свое жилье! Я ликовала, хотя было холодно, спали на полу.
Тогда я впервые сподобилась увидеть Матерь Божию телесными очами. Случилось это рано утром в нашем новом доме. Спала я обычно на полу в будущей кухне. Поднявшись, взглянула в оконный проем и увидела в нем удивительной красоты Женщину. Она была в голубом, одеянии, похожем на монашеское, и ласково смотрела на меня, потом благословила и стала удаляться. Я сердцем почувствовала, что это была Божия Матерь, такая дивная радость и покой озарили мою душу и переполнили всё мое существо. И эта радость как будто поселилась во мне навсегда, и что бы ни происходило в нашей последующей жизни, я всегда помнила это посещение и благодарила Пречистую за Ее милость и любовь ко мне грешной.
***
Первая покупка, которую мы сделали для нового дома,– подольская швейная машина. Мы с папой тащили ее вдвоем из Москвы в метро, потом на электричке, а затем до дома. Она довольно тяжелая, и мы в середине пути от железнодорожной станции так устали, что больше не могли идти. Тогда Аршак зашел в дом к незнакомым людям и попросил у них санки, чтобы довезти машину. Так мы обрели нашего друга и помощницу,– я быстро научилась пользоваться машиной и многие годы обшивала всю мою маленькую семью. Потом научилась я даже вязать на машинке и сделала много сарафанов, покрывал, шторы на все окна в доме.
В 1950 году муж перешел на работу в Министерство сельского хозяйства. Я продолжала трудиться в библиотеке Сходненского зоотехникума. Мы стали обживаться в новом доме, посадили на участке деревья, растили овощи на огороде, так что их хватало на весь год. Но недолго довелось нам радоваться новой счастливой жизни. В 1953 году состоялся Сентябрьский пленум КПСС, который принял решение отправить на укрепление сельского хозяйства двадцать пять тысяч специалистов из центральных органов. Мужа вызвали к руководству и сказали, что если он добровольно согласиться войти в число 25-тысячников, ему дадут возможность самому выбрать место работы, а если не захочет подать заявление, то его пошлют туда, куда сочтут нужным. Он приехал домой расстроенный, огорченный, но я ему сказала, что не впервой нам менять место жительства и работу, пусть соглашается, поеду в любое место, какое он выберет. Некоторые из мобилизованных таким образом оставляли свои семьи в городе, но я сказала, что мы поедем все вместе. Муж выбрал Молдавию, и его тут же направили работать главным зоотехником Слободзейской МТС Тираспольского района Молдавской ССР.
НА РОДИНЕ МУЖА (КАРАБАХ)
Рассказ Марии Сергеевны о родине своего мужа содержит не только ее личные впечатления от посещения Карабаха, куда она ездила вместе с супругом, но и повествование о скорбных днях Армении, переданное ей ближайшими родственниками, пережившими все ужасы последней Карабахской войны.
Земля в равнинной части Карабаха очень плодородная, поэтому те, у кого были большие участки, могли обеспечивать себя всем необходимым для жизни: вокруг домов цвели сады, виноградники, на полях вызревали зерновые, собирали хорошие урожаи овощей. Постоянной бедой для жителей были наводнения. Когда весной начиналось таяние снегов в горах и проливались обильные дожди, то реки выходили из берегов, вода растекалась и заливала большие пространства. Село Сейсулан затапливало много раз. Не случайно и само его название: в переводе с азербайджанского оно означает «унесенные ливнем». Положение улучшилось, когда уже при советской власти соорудили дамбу, которая сдерживала напор воды. Правда, бывало, что и дамба не спасала,– и тогда снова заливало поля и дома.
Случилось так, что три армянских села: Сейсулан, Кармиреван и Ярмджа оказались в окружении азербайджанских сел. Как вспоминал Аршак, после резни, которую устраивали азербайджанцы, они занимали разоренные армянские села и селились в оставленных бывшими жителями домах.
Сейсулан – очень древнее армянское поселение. Здесь была старинная армянская церковь, в которой постоянно служил священник. Всех предков Аршака, его самого и его братьев крестили в этой церкви. В Армянской Церкви крестят детей в слегка подсоленной воде, видимо памятуя слова Евангелия, что христиане должны быть «солью земли» (Мф. 5, 13). В советское время церковь закрыли и хранили в ней дрова для отопления сельсовета; кроме того, там хранился различный хозяйственный инвентарь. Затем здание церкви приспособили под школу, в которой учились и дети Асцатура – брата мужа. Впоследствии в селе построили новое здание для школы, а церковь снова использовали, как склад.
Интересно, что во время войны 1990-х годов азербайджанцы сожгли и разрушили все дома в селе,– даже камни и кирпичи от строений вывезли для своих нужд. В селе осталось до сего дня только здание бывшей церкви – Господь сохранил его, наверное, как символ стойкости армянского народа в гонениях и испытаниях и знак верности своему Богу.
Но даже когда церковь в Сейсулане закрыли, жители по-прежнему приходили молиться на этом месте. Рядом с ним находился дом потомков священника, который служил в сельском храме. Хозяева дома выделили отдельную комнату и устроили в ней подобие домовой церкви или часовни. У них постоянно имелись восковые свечи, которые они сами изготовляли. Семья, жившая в этом доме, была не просто хранительницей домовой церкви,– но все члены семьи подолгу и постоянно молились. Священников в Армении в годы гонений на веру не было, и они сами, будучи из священнического рода, молились и за жителей села, и за многие поколения усопших и замученных. Люди заходили сюда, зажигали свечи, поминали своих родных – живых и умерших и, конечно, всех убиенных во время резни. Каждый год в день памяти геноцида 24 апреля – сюда заходили едва ли не все жители села, чтобы помянуть погибших мученической смертью предков и соотечественников.
В этой домовой церкви-часовне хранилась древняя чтимая святыня армянского народа – чудотворная икона Божией Матери с Младенцем Христом. Сельчане относились к святыне своего села с большим почтением и благоговением. Перед входом в часовню каждый обязательно снимал обувь.
Во время последней войны ни один из жителей села не погиб, несмотря на бомбардировки, обстрелы и постоянные нападения азербайджанцев. Местные жители считали, что это свидетельство покрова, заступничества и предстательства Пресвятой Богородицы, дарованное им через древний чтимый образ Самой Божией Матери. Она, Милосердная спасла их от гибели. Несмотря на то, что село было со всех сторон окружено врагами, всем его жителям удалось уйти быть может в самый трудный момент войны, когда превосходство азербайджанцев в военной силе и технике казалось подавляющим. К сожалению, судьба этой святыни Армянской Церкви мне неизвестна.
Водили меня и к святому источнику, который с незапамятных времен находится посреди села.
Как рассказывали мне в Карабахе родственники мужа, здесь издавна жили чистокровные армяне, потомки древних армян, которых называют «уди». В горах, довольно далеко от Сейсулана, находилось священное для армян место, называемое Ганзасар. Нас с мужем возили туда на машине. Там мы увидели вырубленный в скалах туннель, и в толще горы – церковь или несколько церквей и часовен. В давние времена здесь жили священники и монахи. С незапамятных времен приходили сюда молиться христиане. Со всего Карабаха направлялись паломники к этим храмам внутри скалы, приносили свои дары, ставили свечи, молились, поминали своих предков. Здесь совершали сохранившееся вероятно от языческих времен жертвоприношение животных (баранов, козлят, птицы). Конечно, это совершалось вне церкви, как древний народный обычай.
Перед самым началом войны в Карабахе церковь в Сейсулане хотели восстановить. Правительство республики обещало помочь средствами и стройматериалами. Но все разрушила война. Когда Карабах обрел свободу, село Сейсулан переименовали в Арцвашен, что означает в переводе с армянского «жилище (или селение) орла».
Хочется рассказать немного и о той беде, которая постигла армянский народ в последний период жизни Советского Союза. Когда азербайджанцы устроили резню в Сумгаите, мы были потрясены случившимся. Аршак никак не мог поверить, что это – правда. Он вспоминал военное фронтовое братство, где не было различий по национальному признаку. Солдаты, которые происходили с Кавказа, видели друг в друге братьев, особо близких людей, делились последним.
Муж тогда был уже слепым, не мог читать газеты и постоянно просил нас с сыном прочесть, что пишут о событиях в Азербайджане и Карабахе, слушал известия по телевидению. Может быть, эти ужасные известия сократили его жизнь и уж точно лишили душевного покоя. С волнением ожидал он вестей из Баку, где жила наша приемная дочь Грета с семьей. К счастью, им удалось бежать оттуда до начала массовых убийств, но последствия этого были очень тяжелыми. Люди убегали от смерти, бросали все нажитое, скитались, где придется, не имея жилья, работы, прописки. Это было новое рассеяние армянского народа, которое продолжается до наших дней. Пришлось оставлять могилы предков, люди потеряли все сбережения, все имущество, в мгновение ока стали нищими и бездомными. Список жертв этого рассеяния постоянно растет: многие из тех, кому удалось тогда избежать смерти, умирали в цветущем возрасте от переживаний и потрясений.
Мне хотелось узнать, что случилось с родным селом мужа после войны.
Коротко расскажу то, что удалось выяснить о судьбе Сейсулана и его жителей. Началось всё с грабежей: азербайджанцы угоняли скот, травили посевы, брали в заложники жителей села, требуя выкупа. Люди боялись выходить на работу в поля. Подвоз продовольствия и медикаментов прекратился. Село оказалось практически в полной блокаде. Все мужчины вынуждены были взять в руки оружие, чтобы защищать свои семьи. Но оружие можно было только купить. Всем селом собирали деньги, но смогли купить только шесть автоматов Калашникова, у остальных имелись лишь охотничьи ружья. Но что можно было сделать с таким оснащением против азербайджанцев, у которых кроме стрелкового оружия имелась военная техника: БТРы, вертолеты и даже установки «ГРАД».
День и ночь дежурили вооруженные мужчины вокруг села. То и дело начинались перестрелки, но никого из жителей села не убило и даже не ранило. При правлении Горбачева в село ввели русские войска. Солдат кормили жители села. Им постоянно готовила повариха, а сельчане приносили то, что у них было: овощи, зерно, резали баранов, птицу. Солдаты были хорошо вооружены, поэтому жители села могли выходить и обрабатывать поля в окрестностях под охраной бойцов.
Однажды азербайджанский снайпер убил русского солдата – имя его было Павел, он прибыл из Казани. В селе к тому времени была такая бедность, что не смогли найти досок, чтобы сколотить гроб. На БТРе привезли из Мардакерта готовый гроб. Все село вышло провожать русского солдата, отдавшего свою жизнь ради их спасения. Жители собрали деньги, чтобы гроб отвезли на родину солдата – в Казань, иначе могли бы похоронить здесь.
К сожалению, как вспоминают наши родные, высшее руководство войсками было продажным, и за взятки помогало тем, кто больше заплатит. Однажды они приказали вывести из Сейсулана войска – и именно в эту ночь азербайджанцы ворвались в село, захватили и увезли заложников. На следующий день войска вернулись, и тут же поступило от азербайджанцев требование: заплатить за заложников выкуп в 250 тысяч рублей. Жители собрали эту сумму и заложников вернули. Они рассказали, как их там пытали, мучили, издевались.
Но были среди азербайджанцев и достойные люди. Один из них ночью принес к дому брата мужа мешок с комбикормом для животных. Село находилось в блокаде, и корм был очень кстати. К тому же этот человек очень рисковал: если бы его соотечественники узнали о его поступке, то могли бы убить.
Тем временем в селе становилось все более голодно. Питались только тем, что запасли в домах. Никуда за пределы села выйти было невозможно без угрозы для жизни. Все крупы давно кончились, но, слава Богу, оставалось еще зерно: его мололи и пекли хлебы и лепешки, варили каши. Готовое тесто пропускали через мясорубку – получалось подобие макарон. Единственным дополнительным источником для получения пропитания стали вертолеты, которые привозили для русских солдат продукты и снаряжение. Дети радостно кричали, когда видели в небе вертолет: значит сегодня будет настоящий обед. Каждому жителю села выдавали понемногу крупы, масла, печенья и конфет из гуманитарной помощи.
Но вот пришел приказ, и русские воины ушли. Наступило самое страшное время: не было сил, но главное – не было оружия для защиты. Страшно и горько было жителям покидать родные дома!
На общем сходе жителей села решили, что нужно срочно вывести всех беременных женщин, затем девочек и девушек, чтобы сохранить тех, кто может дать новое поколение своему народу. Так и сделали: под покровом ночи их вывели к месту, где уже ожидали воины армянского ополчения, и отправили в Мардакерт. Начался этот исход 27 февраля 1992 года.
Село постоянно обстреливали, люди прятались в погреба и подполья, оставаться здесь становилось все более опасно. И вот настал день, когда село подвергли массированной бомбардировке из всех видов оружия, в том числе артиллерийского, и даже накрыли залпами установки «ГРАД». Через короткое время все село пылало. Разбомбили здание сельсовета, школы, детского сада, множество домов. После этого ни у кого не осталось сомнений в том, что нужно срочно уходить.
К тому времени на месте старого родительского дома Асцатур с сыном Яшей построили новый большой двухэтажный дом. К ночи все жители села собрались у этого дома, который находился на краю села, как раз у дороги на Мардакерт. После смерти отца Яша жил в этом доме со своей семьей. Перед уходом он открыл все клетки и загоны, выпустив на свободу кроликов, гусей, уток, кур. С собой взяли только то, что можно надеть на себя, а также документы и весь хлеб, оставшийся в доме. Собравшихся строго предупредили: нужно идти тихо и молчать, чтобы враги не услышали, что жители уходят из села. Цепочкой в темноте шли женщины и дети, а по краям в оцеплении – мужчины с оружием. К счастью, азербайджанцы или не обнаружили их, или не захотели вступать в ночной бой. Но верующие люди знали, что их спасло заступничество Божией Матери, чудотворный образ Которой многие годы хранил их село.
Азербайджанцы вошли в Сейсулан, а вернее уже в Арцвашен, на следующий день. Все дома были разграблены: имущество унесено, а стены оставшихся домов разобрали и увезли для своих нужд. Все надгробные памятники – хачкары (кресты-камни) со старого кладбища враги вывезли и уничтожили, а землю на кладбище специально перепахали, чтобы даже следов от могил не осталось. После такого разгрома село представляло собой ужасное зрелище: одни фундаменты некогда богатых, красивых домов (в селе их было 235). В прежние времена село утопало в садах и виноградниках, ныне же все деревья вырублены и вывезены на дрова. Сохранилось в селе единственное здание: бывшая церковь, в которой так и не успели возобновить богослужение. Но, наверное, Ангел церкви молится и хранит ее для будущих времен.
Всех покинувших родное село приняли сначала в районном центре Мардакерте, откуда направили в бывшее азербайджанское село, покинутое жителями. Прожили они на новом месте с весны до осени, а потом опять пришлось бежать, бросив все, так как азербайджанцы снова наступали.
После этого начались самые трудные времена: переходы с места на место, голод. Огонь развести нельзя, ночами стояли в очередях за хлебом, но получали его далеко не каждый день. Каких только ужасов они не насмотрелись в эти годы скитаний. Рассказывали, что видели гору отрубленных армянских голов, истерзанные, замученные тела убитых. Когда переходили по узкой жердочке-мосту через разлившуюся бурную реку, молодая женщина уронила своего ребенка в воду; вытащить его не смогли, так как вода сбивала с ног и уносила всякого, кто вступал в реку. А переправляться нужно было срочно, поскольку враги наступали. Некоторые утонули, пытаясь перейти реку вброд. Спасение пришло, когда подогнали КАМАз и на нем стали перевозить людей через поток.
Когда Цагик (вдова брата мужа) увидела свою невестку с детьми, вырвавшихся из этого кошмара, то воскликнула: «Из какого вы концлагеря вернулись?».
Я часто думаю: как хорошо, что мой Аркаша не узнал при жизни обо всем этом. Но все-таки армянский народ не сдался. Ценой многих жизней молодых своих сыновей он отбросил врага, который был лучше вооружен, имел профессиональных наемников, боевую технику. Армянские воины называли себя по старинной традиции «федаинами», то есть повстанцами. Они сражались за свободу, за правду, против насильников и убийц. Любовь к родине, к земле, политой кровью многих поколений своих предков, патриотизм очень сильны были среди жителей Арцаха, как называют армяне Нагорный Карабах. Армянский народ всегда отличался трепетной любовью к своей родине и готовностью отдать жизнь за свою свободу. Я видела это качество, эту черту характера у своего супруга. Поэтому мне кажется, что армянский народ победить невозможно, это народ, который более полутора тысяч лет хранит верность Христу. Я знала и знаю среди армян чудесных людей,– светлых, добрых, отзывчивых, любящих. И недаром столько лет носила я армянскую фамилию, оставаясь по характеру и взглядам русской.
Одна моя знакомая сказала как-то, что я «обармянилась». Но эти слова меня ничуть не обидели. Значит, и со стороны видно, что мне близок и дорог этот народ. Хотя, конечно, мне хотелось, чтобы сын мой был записан в документах русским, потому что по воспитанию, взглядам и убеждениям он русский, православный человек. Но мне радостно и то, что он серьезно интересуется Арменией, ее историей и культурой, ее духовным наследием.
Не перестаю восхищаться книгой о Марии Сергеевне Трофимовой и той несказанной любовью, которая продолжает жить и после ее ухода в ее доме, трепетно поддерживаемая ее необыкновенным сыном, русским православным писателем А. А. Трофимовым. Действительно, она была счастливым человеком, потому что щедро дарила счастье всем, с кем находилась рядом, всякому ближнему. Она счастлива тем, что и ее сын перенял этот православный христианский дух! Огромная Вам благодарность, Александр Аршакович, за это!