
Зимой 1941 года его вместе с другими штрафниками бросили под Старую Руссу прямо на снег. Никаких оборонительных сооружений там не было – ни окопов, ни землянок. Бойцы закапывались в снег. К счастью, как вспоминал Аршак, обмундирование было хорошее: валенки, полушубки, теплые шапки, и на удивление никто не простужался, хотя стояли сильнейшие морозы. Страшнее было другое: немцы били по нашим позициям без передышки, и число штрафников таяло с каждым днем. Убитых укладывали одного на другого, и таким образом получалась хоть какая-то защита от вражеских пуль. Горячей пищи не было, так как немцы не давали пройти никакой технике; не одна машина, пытавшаяся пробиться к ним, была уничтожена огнем немецких батарей. По воздуху сбрасывали мешки с хлебом и концентратами. Аршак рассказывал, что замерзшую буханку невозможно было разрезать ножом, и бойцы автоматной очередью откалывали кусочки хлеба, а потом оттаивали их во рту. Уже почти вся рота полегла в снегах, и надежды выбраться живыми почти не осталось, когда, наконец, за ними приехали. Тех, кто держал оборону, погрузили ночью на грузовики и отправили на переформирование, заменив свежими частями.

Машина, в которой ехал Аршак с другими солдатами, попала в аварию и несколько раз перевернулась. Аршака выбросило из машины, и он упал на пенек, а затем и на обледенелую землю, потеряв сознание. Когда очнулся, понял, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой, его парализовало. Он увидел, что бойцы с фонариками подбирают живых. Подошли и к нему, но он не мог произнести ни слова, так как и голос пропал. Он понял, что если не подать какой-то знак, то его оставят на снегу умирать, и начал усиленно моргать глазами. Один из бойцов сказал, посветив фонарем:
– Смотри, этот, кажется, моргает,– а другой добавил: –ладно, давай возьмем его.
Взяли Аршака за руки и за ноги и бросили в кузов автомашины. Что было дальше, он не помнит. Очнулся он только в госпитале, стал постепенно выздоравливать. Восстанавливались двигательные функции, заживали шрамы на пояснице. Но следы от этого ужасного удара остались до конца дней. Последствием контузии стал диабет, которым Аршак заболел, придя с фронта.

Всегда с благодарностью и любовью вспоминал он медицинских сестер. Они кормили его, недвижимого, с ложечки, поили чаем, писали письма родным и близким. Аршак говорил, что врачи и сестры буквально вытащили его из лап смерти. После госпиталя ему возвратили офицерское звание и направили на фронт политруком батальона. В 1943 году он снова был тяжело ранен. В тот день бойцы отбили несколько атак немцев, погибло много боевых товарищей, а к вечеру Аршака ранило в голову и в правую ногу. Потерял сознание, а когда пришел в себя, увидел, что почти все его боевые друзья лежат убитые. Нестерпимо болела нога, сапог наполнен был кровью, все лицо также залито кровью из раны в голове. Спасла его медсестра, которая перебинтовала голову, разрезала сапог, промыла рану. Оказалось, что ступня пробита насквозь и выше весь сустав забит мелкими осколками. (Эти осколки сидели в ноге до конца его жизни, а некоторые с болью выходили.) Эта же медсестра вытащила Аршака с поля боя. К сожалению, он не смог узнать ее имени.
И снова госпиталь. Рана на ноге долго не заживала, кровоточила и гноилась, в результате началась гангрена. Врачи приняли решение ампутировать ногу, но один из них сказал, что попробует обойтись без этого,– и действительно сохранил ногу. Из полевого госпиталя Аршака перевели в стационарный, в городе Кирове (Вятке). После длительного лечения Аршака выписали из госпиталя «по полной отставке» с инвалидностью первой группы.
***

Как только я устроилась на новом месте, сразу написала письмо папе в Тихвин, просила сообщить о судьбе братьев и сестер и, если вдруг Аршак даст весточку с фронта, сообщить его адрес. Слава Богу, так и получилось. В совхоз «Перелюбский», куда меня занесла судьба, пришло письмо вначале от папы из Тихвина, а затем и от мужа из госпиталя, из города Кирова. Он был ранен в ногу (сквозная рана) и в голову и готовился к выписке с «полной отставкой по ранению». Вскоре я с великой радостью встретила его в своем углу у хозяйки. Папа получал весточки и от меня и от мужа (когда нам удавалось писать), и два раза связывал нас друг с другом, сообщая адреса. А мы тогда двигались в разные стороны: он – на запад, а я – на восток.

Сохранилось всего одно письмо мужа к папе. Сберегла его младшая сестра Тоня и подарила мне. Вот его текст:
«Дорогой папа и сестренка Валюша.
Я дал бесчисленное количество телеграмм и писал письма, но никакого ответа от Вас не получил. Мнe известно, что в Тихвине были немцы, но я написал по адресу Вали (родная сестра Марии Сергеевны). Но все (зачеркнуто цензурой)… Я начал свою карьеру в Запорожье ч/з Павлоград и последние 2 месяца был в (зачеркнуто цензурой), а теперь опять нахожусь в действующей армии. Мне очень трудно, у меня почти из родных никого нет. Трое братьев в армии и места их не знаю. Каждый день думаю о моей бедной жене, последнее письмо от нее получил 3 августа. Не знаю, где находится она, никаким способом не могу узнать ее адрес, хотя бы послать денег или аттестат.
От Вас очень прошу, если можете, сообщите ее адрес. Я 10-15 дней буду находиться здесь, т.е. уеду в командировку и вернусь сюда. Пишите о нашем братишке Саше и Мише, где они. Я должен мстить за все разрушения, которое причиняют немецкие мерзавцы. Я видел, т.е. свидетель неслыханных зверств, которые (зачеркнуто цензурой) на Украине. Я жив и здоров. Я своей жизни дешево не отдам. С приветом. Целую крепко-крепко. Ваш Аршак. Извините, очень спешил, ждет машина.
Адрес:
Полевая почтовая станция 30 до востребования
Аракелян Аршак Арутюнович. 11/11 – 42 г.

Аршак писал с фронта при первой же возможности, и я бережно хранила эти письма. Но когда муж вернулся с фронта, попросил меня сжечь их, и я не смогла ослушаться – исполнила его желание, хотя очень жалела и до сих пор сожалею об этом. То был удивительный документ военного времени, как бы фронтовой дневник, в котором очень ярко отразилась любовь моего мужа к своей родине и ко мне.
Узнав мой адрес от родных в Тихвине, Аршак приехал ко мне в совхоз «Перелюбский», где я работала зоотехником фермы…
Мария Сергеевна Трофимова
***
О книге «Любовь воплощенная. Мария Сергеевна Трофимова. Жизнь, время, судьба. Портрет русской женщины». М., 2008 г.

Выхода в свет книги о Марии Сергеевне, отрывок из которой вы только что прочитали, ждали многие люди, молились, просили Господа о помощи. Для того чтобы издать ее, нужны были деньги, и немалые. Но среди тех, кто любит и почитает Марию Сергеевну, практически нет людей состоятельных, способных взять на себя такие расходы. К третьей годовщине со дня кончины Марии Сергеевны – 29 марта 2005 года рукопись была готова. В этот день у могилы почившей отслужили панихиду, после чего соседи, друзья и близкие собрались, чтобы помянуть Марию Сергеевну. На поминки пришел один из соседей – священник и принес… конверт, в котором находилась сумма, вполне достаточная для издания. Оказалось, что утром того же дня в его храм пришел один из благотворителей и попросил передать Александру Трофимову деньги для издания книги о его маме. Самым удивительным в этом отклике на давнюю просьбу о помощи, было то, что свой дар он принес в день памяти Марии Сергеевны, не зная об этом. Все собравшиеся восприняли это событие как знак Божия благословения на издание и как чудо, совершившееся по молитвам самой Марии Сергеевны…
Добавьте комментарий