9 октября 2015 года исполняется 36 лет со дня кончины монахини Пюхтицкого монастыря Силуаны (Надежда Андреевна Соболева; 1899–1979). Свои воспоминания о матушке и записи ее рассказов о жизни мне удалось издать в книге «Три встречи», изд. «Паломник», М., 1997 г. («Три судьбы», изд. «Паломник», М., 2008 г.) В этот день мы публикуем на сайте жизнеописание монахини Силуаны и призываем читателей помолиться о упокоении этой русской матушки, всей жизнью своей послужившей Богу и людям.
Александр Трофимов
***
МОНАХИНЯ СИЛУАНА (НАДЕЖДА АНДРЕЕВНА СОБОЛЕВА)
(1899–1979)
Детство и юность
Надежда Андреевна Соболева происходила из богатой и знатной семьи. Ее бабушка Варвара Аполлоновна Знаменская была урожденной графиней Мусиной. Дедушка, Василий Иванович Соболев, крупный помещик Рязанской губернии, после отмены крепостного права в 1861 г. переселился в Ташкент. Один из его сыновей, будущий отец Надежды, учившийся в Москве на юриста, женился на красивой, музыкально-одаренной девушке из аристократической семьи. Надежда, родившаяся в 1899 г. была вторым ребенком в этой благочестивой семье (первым был брат).
Уже в раннем детстве произошло событие, показавшее ее особенную судьбу и избранничество. В нескольких километрах от Троице-Сергиевой Лавры находился знаменитый Гефсиманский скит, в котором подвизался великий старец иеромонах Варнава (Василий Ильич Меркулов). (В 1995 г. старец Варнава прославлен в лике преподобных как месточтимый святой в Троице-Сергиевой Лавре.)
К нему со всех концов России стекались тысячи людей со своими бедами и заботами за молитвой и духовным советом. Была одна особенность в скиту: лиц женского пола в него впускали лишь один раз в году, на праздник Всех Святых. К этому дню сюда съезжалось множество женщин со всей России.
Надежде было три года, когда ее взяли с собой бабушка и няня, чтобы в этот день побыть в скиту. Они еле-еле протиснулись в храм – давка невозможная, вздохнуть нельзя, со всех сторон стиснули, ни назад, ни вперед не двинуться. После Литургии отец Варнава вышел, чтобы сказать проповедь и благословить женщин. Выйдя из Царских врат с крестом, он сразу обратился к народу: «А ну пропустите ко мне вот это чадо Божие». Не понимая, кого зовет батюшка, все стали расступаться. Образовалась дорожка, и няню с бабушкой стали подталкивать: «Батюшка вас зовет, идите». С недоумением и смущением пошли они вперед. Отец Варнава взял младенца на руки, благословил крестом и сказал: «Добрая будет монахиня», благословил бабушку и няню и сказал им: «Радуйтесь!» Пророческие слова великого старца сбылись в точности.
Матушка говорила, что очень большое значение в жизни ее и всей семьи имел дядя, родной брат матери. Судьба его необычайна. В 16 лет он убежал из дома и, представившись крестьянином, поступил в Троице-Сергиеву Лавру послушником. После долгих лет стал иеромонахом, проводил суровую, подвижническую жизнь, стяжал дар глубокой молитвы и стал одним из наиболее почитаемых в Лавре духовников. Окормлял он главным образом монахов, мирских, практически, не принимал. А в семье ничего не было известно о его судьбе. Не знали даже, жив ли он и как его поминать – о здравии или о упокоении.
Однажды мама Надежды приехала помолиться в Лавру и увидела своего родного брата в монашеском облачении – после стольких-то лет! Она была потрясена, бросилась к брату, но тот, увидев ее, убежал и закрылся в келье. Сколько ни стучалась сестра, он не открывал. Тогда она пошла к игумену и попросила, чтобы тот благословил брата побеседовать с ней. Игумен признался, что не может этого сделать, так как брат ее живет в строгом затворе и может сам рассудить, что ему можно, а что нельзя, добавив: «Да я и сам у него исповедуюсь». Тогда сестра снова пошла к келье, плача и умоляя брата сказать ей хоть несколько слов и позволить взглянуть на него. После долгих просьб он согласился, но только при одном условии: никому из родных не говорить, где он. Войдя в келью, сестра была потрясена. Кроме икон и книг там ничего не было. Спал брат на каменном полу, под голову клал камень, одежда на нем была совсем ветхая.
Больше он ни разу к сестре не выходил, проводя жизнь в еще более строгом затворе. Матушка говорила, что всю жизнь чувствовала его молитвы и его огромную роль в своей судьбе.
Наденька была любимицей отца, адвоката Двора и первого нотариуса Москвы 90-х годов XIX века. Девочка росла подвижной, веселой. Так, несмотря на то, что имела иностранных гувернанток, с увлечением вместе с ребятами совершала набеги на соседние сады с яблонями.
«Конечно, своих яблок мы могли есть сколько угодно,– вспоминала матушка,– но дело было в том, что хотелось совершить какой-то подвиг. Однажды, когда мы сидели на заборе и доставали яблоки из сада священника, там оказался сам хозяин. Он неожиданно поднялся перед нами из высокой травы и ласково сказал: «Девочки, милые, вам яблочек хочется, сейчас я вам помогу»,– и начал срывать и подавать нам чудные яблоки своего сада. Мы были так смущены, что со стыдом бежали. С этих пор пропала вся моя охота быть во главе «разбойничьего отряда»».
Семья Соболевых обитала в самом центре Москвы, в районе нынешней улицы Грановского. Отец поселился здесь, так как в доме были какие-то особенные печи, топившиеся березовыми дровами, из-за чего в помещении всегда стоял хороший дух. В то время они жили очень дружно, мать и отец любили друг друга самой глубокой и искренней любовью.
Наденьку немного баловали, почти ни в чем не отказывали. С детства у нее появилась любовь к храмам, к церковным службам, музыке, иконам. Ее обучали музыке дома, а в гимназию возили, как настоящую барыню, на извозчике. Но Надежда часто вместо гимназии, проехав несколько кварталов и отпустив извозчика, шла в церковь на службу. Особенно любила она один храм с написанным на стене чудотворным образом Спаса Нерукотворенного.
Интересна история создания этого образа. Русский генерал Барыков привез с войны молодого турчонка. Жена была бездетна и с радостью приняла мальчика. Он рос как сын в доме генерала. Его крестили. У ребенка обнаружились способности к живописи. Незадолго перед своим совершеннолетием он сообщил приемным родителям, что хочет сделать им подарок и попросил не входить в одну комнату, в которой он собирался что-то написать. Сам он из этой комнаты почти не выходил, стал каким-то странным, похудел, побледнел и родители стали беспокоиться. Они хотели посмотреть, что он делает, но сын просил их войти только в день его Ангела. И вот этот день настал. Когда родители вошли в комнату, то упали без чувств. Их сын лежал мертвым, а на стене был написан прекрасный образ Спаса Нерукотворенного. Родители долго горевали неутешно и вскоре решили в память своего дорогого сына превратить эту комнату в домовую церковь. Вскоре церковь освятили. В эту-то церковь и любила ходить Надежда.
Когда Наде было 11 лет, мама ее смертельно заболела. Она буквально таяла на глазах: у нее обнаружили злокачественную опухоль. Отец был безутешен. К каким только врачам не обращались, но медицина была бессильна. Сама Надежда пришла в отчаяние, так как любила свою мамочку: нет, она не должна умереть! Когда девочку утром везли в гимназию, она бежала в тот самый храм, молилась и плакала у образа Спаса Нерукотворенного (к тому времени он уже почитался, так как возле него было много исцелений), просила Божию Матерь: «Я такая маленькая, сохрани мою мамочку, пусть она поживет, пока я не вырасту, я так люблю ее, как я буду без нее жить? И папа не вынесет. Помоги, Матерь Божия!» И так много дней со слезами просила.
Отец сбился с ног в поисках врача, который согласился бы сделать операцию. Никто из «светил» не соглашался, так как состояние больной считали безнадежным. Тогда Надежда сама пошла к одному врачу, который любил ее маму и из-за этого не женился. Тот пришел сразу же. Осмотрев больную, он сообщил, что уже не в силах что-либо сделать. Однако через несколько часов, помолившись в храме, снова появился в доме и велел готовить больную к операции.
Операция была тяжелейшей, шла долго, но закончилась успешно. Теперь от врачей ничего не зависело. Через некоторое время мама выздоровела и прожила еще семь лет, то есть до совершеннолетия дочери.
Продолжим наш рассказ словами самой матушки Силуаны:
«Мать моя чудесно играла на фортепьяно и занималась по шесть часов в день. Слушая музыку, я сразу начинала танцевать. Я мечтала о балете, но в то время в высшем обществе отдать девочку в балет считалось неприличным. Я училась музыке, но больше всего увлеклась сценой и театром. Учась в старших классах лучшей московской гимназии, я успевала почти ежедневно бывать в театре. На любительских спектаклях я играла несколько ролей (больше всего из пьес Чехова). Я любила исполнять трагические сцены и исполняла недурно, так что удостаивалась похвалы.
В то время девочки занимались спиритизмом. Я тоже бывала на сеансах. И вот что мне было предсказано: «Ты будешь царствовать над миром. Ты будешь идолом толпы». Это окончательно вскружило мне голову. Я уже вообразила себя будущей знаменитой актрисой. Но один знаток, когда смотрел юные таланты, определил, что я подхожу только для комических ролей. Это меня ужасно оскорбило, и я совершенно отошла от сцены, так как смешить публику считала ниже своего достоинства.
Отец ужасно баловал меня. Из Парижа выписывались последние модные наряды. У меня была своя модистка-портниха, которая шила мне платья самые дорогие и модные. Когда я приходила на вечер, девочки сбегались отовсюду и вертели меня перед зеркалом, обсуждая мой наряд.
В детстве у меня была горячая вера, и очень хотелось послужить Богу. Но как? Мне казалось, что лучше всего я смогу это делать, если начну петь на клиросе, тем более что слух и голос у меня были. Через знакомых меня направили на клирос одного из московских монастырей. Регент, послушав меня и как-то особенно посмотрев на мой дорогой наряд, сказал: «Пожалуй, я поставлю Вас на левый клирос».
Начала ходить на спевки, на Богослужение в храм. Однако скоро мне показалось странным поведение клирошанок. Они сплетничали, говорили о нарядах, обсуждали, кто и за кого вышел замуж. Разговоров о духовном у них почти не было. Мне все меньше хотелось ходить на клирос, и однажды я прямо спросила регента, почему здесь такая обстановка. Тот удивился: «Я думал, Вы все знаете: ведь левый клирос в нашем монастыре – это как бы место смотрин для знатных московских барышень. Молодые люди из богатых семей или их родители приходят сюда и высматривают подходящих невест». Больше на клиросе я не появлялась…»
Еще не пробил час, еще не призвал Господь рабу Свою на служение Себе. Еще не проросло семя веры, заброшенное в душу Надежды Андреевны с детских лет. Она помнила о чудесном исцелении ее матери, она знала о религии, как и все образованные барышни того времени. Но час скорби и испытаний наступил.
«С младенческих лет у меня был товарищ детских забав, которого пророчили мне в женихи. Но я еще не узнала чувства любви, когда этот молодой человек был убит на фронте в первые же дни Первой мировой войны…»
В семье Надежды Андреевны назревала трагедия – отец увлекся другой женщиной. Дочь очень тяжело переживала это: «Я была готова на все, лишь бы увезти маму куда-нибудь из дома». Ради матери Надежда согласилась выйти замуж. Родился ребенок – ее единственный горячо любимый сын. Когда она с ребенком отдыхала в Крыму, в России разразилась революция, а за нею для Надежды Андреевны, как и для многих ее современников, последовали тяготы эмиграции.
В эмиграции
Пережив многие ужасы этого тяжелого, особенно для аристократии времени, Надежда Андреевна на пароходе добралась до Константинополя. Мать умерла еще в России, муж пропал без вести… Молодая женщина с ребенком очутилась одна в чужой стране и незнакомом городе. Драгоценные вещи, случайно захваченные с собой, были вскоре все прожиты.
«Без крова, без пищи, без друзей мы просто умирали от голода. Ни к какой работе мы были не пригодны. Мы затягивали себе животы, чтобы не хотелось есть и по три дня пили одну воду. Мы были молоды и интересны. Турки на нас заглядывались, но мы скорее готовы были кинуться в море с камнем на шее, чем пойти в гарем… Ребенка у нас взял ради Христа один монастырь, иначе он умер бы. Все время Божией Матери молилась: «Помоги, Заступница, помилуй».
Надежда Андреевна со своей подругой Марией Николаевной снимали угол у одной старой турчанки. Иногда Наде удавалось найти временную работу, так как она знала языки. Твердо веря, что Господь не оставит и их жизнь изменится к лучшему, она постоянно подбадривала подругу. Но дни шли, не принося с собою никаких перемен.
Однажды кто-то из знакомых сказал Марии Николаевне, что в русском ресторане есть место официантки или посудомойки. Она пошла устраиваться, но натолкнулась на отказ хозяина. Ночью Марии Николаевне приснился сон: темная комната, в углу – сияющий необыкновенным светом образ Божией Матери и от него голос: «В эту пятницу пойди в церковь». Рассказав об этом сне Надежде Андреевне, Мария Николаевна в ответ услышала от подруги: «Это Царица Небесная предвещает тебе радость. Подожди, а нет ли в эту пятницу праздника? » Раскрыв единственную книгу, вывезенную из России – «Жизнь Пресвятой Богородицы», Надежда Андреевна воскликнула: «Так это же день праздника в честь иконы Божией Матери «Нечаянная Радость»!»
В пятницу Мария Николаевна пошла в бывшую Никольскую церковь Константинополя, и когда, отстояв обедню, она побрела на квартиру, вдруг увидела своего знакомого, который, заметив ее, воскликнул: «Мария Николаевна, я ищу вас по всему городу, идемте скорее к хозяину ресторана. Он меня послал, умоляя найти вас!»
Когда они пришли в ресторан, хозяин рассказал следующее. После того как он отказал Марии Николаевне, ночью видит сон: стоит он перед образом Божией Матери и слышит идущий от иконы грозный голос: «Ты не дал работы пришедшей к тебе женщине, и тем можешь погубить душу, которая принадлежит Мне». Проснувшись ни жив, ни мертв от страха, хозяин попросил немедленно разыскать Марию Николаевну, чтобы взять ее на работу.
Дела подруг поправились, а через некоторое время богатый дядюшка Надежды Андреевны, живший в Румынии, узнал, как бедствует в Константинополе его племянница. Он прислал ей визу (право на выезд) и взял к себе. Этот дядюшка был нефтепромышленник. Вскоре один из его компаньонов, миллионер, имевший нефтяные промыслы по всему миру, посватался к Надежде Андреевне, и она приняла его предложение. Сын подрастал и учился в католическом колледже, выказывая, по словам его учителей, способности, «граничащие с гениальными». Надежда Андреевна часто сопровождала мужа в его поездках по Европе. Она сама управляла машиной, так как не уметь управлять машиной считалось «плохим тоном».
«Снова началась жизнь, полная безумной роскоши… У меня было пять горничных, которые смотрели мне в глаза, спеша исполнить мое малейшее желание. Я сама туфли снять с ноги не могла – все мои желания предупреждались. Муж любил меня без памяти. Я должна была сопровождать его на всех балах, увеселениях, театрах. На мои личные расходы (туалет и т. п.) я тратила 18000 рублей в месяц.
Разглядывая богато оформленные журналы, где рассказывались и изображались на фотоснимках увеселения миллионеров в горах Швейцарии, я вздыхала. Мне казалось, что там-то и есть интересная жизнь. Муж мой заметил и постарался исполнить мое желание. Он узнал по газетам, что в горах на высоте 2000 метров продается прекрасное имение. Это было место курортов и забав для миллионеров со всего мира, где жизнь (продукты, квартиры) были во много раз дороже. Но, несмотря на это, сюда стекалась скучающая от безделья и купающаяся в золоте аристократия. Ее привлекала красота местности. Горы, покрытые снегом, внизу озера, окруженные лесами, везде прекрасные виды, благоустройство жизни, а главное – общество вечно веселящейся европейской знати…»
Но пришел час, в который Господь призвал рабу Свою, дав ей ощутить всю пустоту и греховность суетной жизни без Бога.
«…Однажды, солнечным утром, поднявшись высоко в горы, видя всю красоту и величие великолепной природы, я поняла, что счастье – не в роскошных забавах купающихся в золоте людей. Тишина гор, свет, необозримые просторы,– все это как-то дохнуло на меня миром и блаженством. Я ощутила, что только в примирении души с Богом может быть истинное счастье… Мерзки и отвратительны стали для меня вечерние выезды, и я тут же сказала мужу, что соскучилась по дому… Я бросила все и уехала во Францию, в Париж. Я познакомилась с епископом Вениамином (Федченковым), который стал моим духовным руководителем». Надежде Андреевне исполнилось тогда 29 лет.
С этих пор ее жизнь проходила под покровом Церкви. Священники, члены церковного причта, хор – вот новые гости в ее доме. Деньги тратились теперь совсем по-другому. Она старалась делать для Церкви все, что было в ее силах.
Замечательно написано про монахиню Силуану. Спасибо. Скажите, а остались ли какие письма к ней владыки Вениамина?