К 80-летию со дня кончины
митрополита Трифона (Туркестанова)
14 июня 2014 года исполняется 80 лет со дня кончины митрополита Трифона (в миру Борис Петрович Туркестанов). К нему в полной мере можно отнести слова церковных песнопений: «Земный ангел и человек небесный». Многие из его духовных чад и сподвижников уже прославлены в лике святых нашей Церкви. Господь оградил его от тюрем и лагерей во времена российского лихолетья, но это не умаляет подвига Владыки, который поистине был в те трудные времена одним из тех, чьими молитвами выстояла и победила своих гонителей Русская Церковь.
Будущий митрополит Трифон родился 29 ноября 1861 года в Москве. Отец его, князь П. Н. Туркестанов (1830–1891), был прямым потомком древнего княжеского рода из Грузии. Прадед, князь Борис Панкратьевич Туркестаношвили, в память которого он получил имя, выехал в Россию со свитой грузинского царя Вахтанга при Петре I.
Мать будущего святителя – Варвара Александровна, урожденная княжна Нарышкина, приходилась племянницей игуменье Марии (Тучковой), основательнице Спасо-Бородинского монастыря. Княгиня, духовная дочь прот. Валентина Амфитеатрова, была ревностной молитвенницей и передала любовь к Богу и к храму Божиему своим детям (их было шестеро).
Во время тяжелой болезни сына, еще младенца, когда врачи потеряли надежду на его выздоровление, мать ходила в церковь святого мученика Трифона и молилась об исцелении сына, обещая после выздоровления посвятить его Богу и, если сын сподобится монашеского чина, дать ему имя Трифон. Когда младенец выздоровел, Варвара Александровна совершила с ним поездку в Оптину Пустынь к прославленному на всю Россию старцу Амвросию. Встречая их, старец неожиданно сказал стоящему перед ним народу: «Дайте дорогу, архиерей идет». Расступившиеся люди с удивлением увидели вместо архиерея молодую женщину с ребенком.
Учился Борис в классической гимназии Л. П. Поливанова, одной из лучших в Москве. Окончив ее в 1883 году, поступил в Московский университет. Во время учебы увлекался театром, участвовал в любительских спектаклях. Еще будучи гимназистом, Борис познакомился со старцем Гефсиманского скита Варнавой, который стал впоследствии его духовным отцом.
В 1887 году Борис, получив благословение родителей, поступил послушником в Оптину Пустынь к старцу Амвросию, который и благословил его на монашество. В 1888 году он был командирован на Северный Кавказ учительствовать в только что открывшемся Александровском духовном училище.31 декабря 1889 г. в церкви Тифлисской духовной семинарии он принял монашеский постриг с именем Трифон и только после пострига узнал об обете своей матери. 1 января 1890 г. экзарх Грузии архиеп. Палладий (Раев) рукоположил его в иеродиакона, а 6 января – в иеромонаха.
В том же 1890 году ему предложили занять место учителя и надзирателя в миссионерском осетинском училище. Отец Трифон с любовью согласился, его не страшила ни отдаленность места, ни учительский труд. Все свободное от занятий время он посвящал чтению трудов святых отцов Церкви. Это чтение принесло ему огромную пользу. Обращаясь в проповедях к своим современникам, говоря образным, доступным им языком, затрагивая волнующие их вопросы, он в то же время умел вставить в свое слово наиболее подходящую, нужную, яркую цитату из произведений отцов Церкви, вспомнить соответствующий душевному состоянию кающихся эпизод из жизни святого.
В октябре 1890 года иеромонах Трифон возвратился в Оптину к старцу Амвросию, «волнуемый различными сомнениями», которые, вероятно, относились и к его будущей деятельности. Старец с любовью и лаской разрешил эти сомнения. И в час кончины своей (1891) он сумел утешить своего бывшего послушника, сказав ему, что «смерть посылается Милосердным Господом в самое лучшее время для человека, когда его душа наиболее к ней приуготовлена». Отец Амвросий благословил его учиться в Московской Духовной академии, куда он поступил в 1891 году.
Во время учебы иеромонах Трифон избрал служение в пересыльной тюрьме. Причетниками к нему назначались монахи, которые уговаривали его отказаться от этого служения, сказав, что преступники сумеют с ним расправиться. Но он продолжал служить; и Великим постом, когда он произносил молитву Ефрема Сирина и арестанты, закованные по рукам и ногам, клали поклоны, то, как он потом говорил, ни одна служба не производила на него такого впечатления. Он говорил не раз: «Дай Бог, чтобы православные христиане так каялись, как эти преступники».
После смерти отца Амвросия иеромонах Трифон перешел под духовное руководство старца Гефсиманского скита Варнавы. С ним он советовался во всяком своем деле и получал от него благословение. Это продолжалось до самой кончины старца. «Последний раз,– вспоминал Владыка,– я вместе с ним совершил Божественную литургию в четверг на первой Неделе Великого поста и навеки простился с ним. Последние слова его были: «Прежде я иногда при моих приездах в Москву объезжал тебя, ну а теперь я часто, очень часто буду тебя навещать». С этими словами он пожал мне руку, и уже более живым его я не видел». Он скончался в пятницу вечером.
В 1895 году отец Трифон окончил Академии со степенью кандидата богословия, защитив диссертацию на тему «Древнехристианские и Оптинские старцы», в которой отразил и свой духовный опыт. Действительно, владыка сподобился близко знать прпп. Амвросия, Исаакия и Варсонофия Оптинских, продолжателей традиции старчества. Кроме того, он знал пять языков: греческий, латынь, французский, немецкий и английский.
По окончании Академии иеромонах Трифон был назначен инспектором духовного училища при Донском монастыре, спустя два года возведен в сан архимандрита и назначен ректором Вифанской духовной семинарии, а в 1899 г. – ректором Московской духовной семинарии. Одновременно он являлся цензором изданий Троице-Сергиевой Лавры.
28 июня 1901 года в синодальной конторе состоялось наречение ректора Московской Духовной семинарии архимандрита Трифона во епископа Дмитровского, второго викария города Москвы. Это редкое духовное событие привлекло немало народа. Возглавил хиротонию Высокопреосвященный митрополит Владимир (будущий священномученик). В этот день протоиерей Валентин Амфитеатров сказал духовным чадам: «Возблагодарим Господа, что к нам с неба спала еще одна светлая звездочка, которая будет светить не только нам, но и всему миру». Владыка поселился в Московском Богоявленском монастыре, который был определен местом пребывания Дмитровских архиереев.
Хиротония и последующее пребывание в Богоявленском монастыре произвели на Владыку неизгладимое впечатление. Через 13 лет он так отзывается об этих событиях: «Как-то особенно ярко вспоминаются мне незабвенные дни моего наречения, когда я стоял пред сонмом архиереев, прося их молитв словами Иоанна Златоуста… Как-то необыкновенно представляется мне наш древний Успенский собор, в этот день 1 июля – день моей хиротонии, и я как бы сейчас вижу себя стоящим среди сонма священнослужителей, дающего обет, исповедующего веру, а затем преклоняющего голову пред Святым Евангелием… А затем, дальше вспоминается мне вся прошедшая жизнь моя в этой обители: как постепенно устраивалось богослужение, как постепенно усовершенствовался церковный строй, как благоукрашивались наши храмы, которые я застал закопченными, забытыми, как постепенно собралось здесь стадо овец Христовых, и как прекрасны и торжественны были здесь службы, и некоторые праздники казались особенно для меня выделяющимися, как, например, праздники Рождества Христова, навечерие Богоявления, освящение воды… молебны с общим пением, возжение свечей, дни Великого поста и в особенности первая седмица и дивные службы Страстной и Светлой седмиц; вспоминаются и отдельные эпизоды из моей жизни: как всегда светло и радостно праздновали день моего Ангела и многие другие… вспоминается, как светло и радостно праздновали мы день прославления преподобного Серафима, который поистине как бы обрел себе жилищем наш монастырь, может быть, потому, что он видел, как искренне мы его почитаем». В Богоявленском монастыре его посещали св. праведный Иоанн Кронштадтский, преподобные отцы Варсонофий Оптинский и Варнава Гефсиманский.
Богоявленский монастырь, где Владыка Трифон совершал богослужения, привлекал всю культурную Москву. Служба в монастыре была уставная и высокохудожественная. Пели монахи и мальчики, ученики Марфинского училища, находившегося в ведении Богоявленского монастыря. Любя простой народ, он совершал для него ранние службы (в шесть часов утра), и поэтому его в шутку называли «кухаркиным архиереем». Постепенно рос круг его почитателей. Они приходили задолго до службы (за час уже обязательно), чтобы занять место поближе, и терпеливо дожидались у закрытых еще монастырских ворот. Как только ворота открывались, люди, обгоняя друг друга, устремлялись в храм. В Богоявленском монастыре Владыка прослужил до первой мировой войны.
Владыка не ограничивался служением в Богоявленском монастыре. Его не раз назначали служить и в другие храмы Москвы. Он присутствовал на праздниках, торжествах, посвященных знаменательным событиям в истории храма, монастыря, а иногда и светского учреждения. В одной из проповедей Владыка сказал тогда знаменитые слова: «Храм Божий – это земное небо», начертанные теперь на его надгробном кресте.

Епископ Трифон часто совершал богослужения, очень полюбившиеся москвичам, много проповедовал, вел огромную церковную и общественную работу, не оставляя и своих научных трудов. За удивительный дар слова верующий народ прозвал его «Московским Златоустом». Владыка был духовно связан со многими подвижниками Русской Церкви – Оптинскими старцами Анатолием и Варсонофием (которого возвел в сан архимандрита), старцем Гефсиманского скита Варнавой, старцем Захарией.
За время своего епископского служения Владыка Трифон неоднократно совершал поездки в храмы и монастыри, разбросанные по разным уголкам России. В их числе и Саровская пустынь, и далекие Соловки, и расположенный на западной окраине Яблочинский монастырь.

В 1906 году Владыка уехал в Оптинский скит на отдых. Вот строки его воспоминаний об этой поездке: «Измученный тем, что пришлось пережить за это время, … я снова встретился с тобой. Сколько чудных вечеров провели мы в беседах! Какие ценные наставления ты мне делал, какие возвышенные речи вел!». Эти слова обращены к старцу Варсонофию. Быстро пролетело время в Оптиной. И снова Богоявленский монастырь, ранние обедни, проповеди, работа в Синоде…
В 1907 году Владыка послал в Оптину пустынь к старцу Варсонофию двух юношей – Николая и Ивана – братьев Беляевых, предупредив их, что в монастыре составилась партия противников отца Варсонофия и, если монахи будут наговаривать на него, не слушать их. Николай стал впоследствии иеромонахом, прожил в Оптиной до ее последних дней и кончил свою жизнь подвижником и исповедником веры. Он оставил после себя дневник, содержащий беседы старца Варсонофия и ценные материалы для его биографии. Жизнь Николая Беляева (в монашестве – Никона; в 1996 г. иеромонах Никон канонизирован в сонме преподобных Оптинских старцев) показывает нам, насколько далеко во времени и пространстве распространялись невидимые духовные связи между старцами и воспитанниками Оптиной пустыни старцами Амвросием, Варсонофием, митрополитом Трифоном, иеромонахом Никоном и многими другими, как охватывали они все новых верующих, как сохранялись они уже в то время, когда сам монастырь прекратил свое существование.
4 апреля митрополит Владимир поручил Преосвященному Трифону возвести отца Варсонофия в сан архимандрита, что Владыка Трифон и исполнил на следующий же день.
Любовь к бедным, «недугующим и страждущим» была неотъемлемой чертой характера Владыки. Он был членом нескольких благотворительных обществ и братств, в том числе председателем Московского отделения попечительства о слепых, членом Серафимовского комитета, Братства Царицы Небесной.
Нельзя не упомянуть также и о Марфо-Мариинской обители милосердия, основанной великой княгиней Елисаветой Феодоровной. В этой обители 9 сентября 1909 года Владыка освящал больничный храм во имя святых жен Марфы и Марии, небесных покровительниц обители, и сослужил вместе с епископом Анастасием при освящении митрополитом Московским Владимиром соборного храма во имя Покрова Пресвятой Богородицы 8 апреля 1912 года. 9 апреля 1910 года Преосвященным Трифоном в домовой церкви обители были посвящены по утвержденному Святейшим Синодом чину первые 17 сестер.
После начала Первой мировой войны Владыка служил в действующей армии. Он был награжден Орденом Святого Александра Невского «За проявленную храбрость при совершении богослужения на линии огня и беседы в окопах». На польском фронте Владыка получил контузию, ослеп на один глаз, и вынужден был возвратиться в Москву с расстроенным здоровьем. Вернувшись осенью 1915 году в Москву, владыка попросился на покой в родную Оптину пустынь, но Святейший Синод в 1916 году назначил его настоятелем Ново-Иерусалимского Воскресенского монастыря. После поездки на фронт он снова возвратился в 1917 году в Новый Иерусалим и находился здесь до закрытия монастыря в 1918 году. Там он служил во всех приделах, которые знаменовали земную жизнь Спасителя, и вкладывал свои средства в ремонт этого замечательного памятника русской старины. Будучи настоятелем Ново-Иерусалимского монастыря, Владыка построил вблизи от него на свои средства женскую гимназию, где читал лекции с показом диапозитивов (об Оптинском старце Амвросии и другие).
В 1917 году, когда открылся Поместный Собор Русской Церкви, который должен был избрать Патриарха, Владыке предложили выставить свою кандидатуру, но он отказался, так как митрополит Макарий, этот апостол Алтая, был обойден и насильственно устранен от Московской митрополии; с этого времени он ограничивает свою деятельность служением в храме, проповедями и духовничеством и не принимает участия в управлении Русской Церковью.
После закрытия монастыря Владыка переехал в Москву и жил около шести месяцев у брата Александра Петровича, на Поварской улице. Неподалеку находился храм святого Симеона Столпника, куда Владыку приглашали служить. Впоследствии, когда улица была переименована (ул. Воровского), Владыка говорил в шутку: «Я служил на Поварской, а теперь на Воровской».
Затем он переезжает на Знаменку к своей сестре Екатерине Петровне Бутурлиной. Сестра с мужем занимали второй этаж, где у Владыки была комната и походная церковь, которой он пользовался еще на фронте. Затем он переселился вниз, в швейцарскую. С этого времени начался новый, наиболее тяжелый период жизни митрополита Трифона, продолжавшийся до самой его смерти.
Теперь ему приходилось неоднократно менять место жительства, вместо монашеской кельи жить в коммунальных квартирах, причем даже в этих условиях он не мог быть спокоен за свое будущее, так как государство не прописывало и лишало его продовольственных карточек. Хотя Владыка ни разу не был ни арестован, ни даже выслан из Москвы, его неоднократно вызывали в ГПУ по поводу прописки. В последние годы своей жизни он жил только в домах, принадлежавших частным лицам.
Владыка служил теперь в разных храмах: то на Знаменке, то в Никитском монастыре, то на Афонском подворье (Полянский переулок). Но, несмотря на то, что в эти тяжелые годы прихожан в храмах поубавилось, Владыка не чувствовал себя одиноким, так как наиболее преданная часть паствы еще теснее сплотилась вокруг него. Теперь, когда многие из страха совсем отшатнулись от церкви, любая помощь, услуга или просто знакомство с духовным лицом приобретали особую ценность. А услуг Владыке делалось немало. Помогали чем и как могли, не жалея своих скудных средств и сил. Среди них были те, кто постоянно помогал, готовил, стирал, чинил одежду, ограждал от слишком большого притока посетителей; те, которые регулярно ходили к Владыке исповедоваться, пели на клиросе, бегали за извозчиком после служб, провожали домой; и, наконец, простой народ – те, которые знали и любили Владыку по его службам, но лично не были с ним знакомы и старались ходить в те храмы, где он служил.
Одна из духовных чад Владыки – Александра Мироновна – во время тяжелой болезни пришла к епископу Трифону. У него сидел епископ Серафим. Владыка Трифон беседовал с епископом, а потом обратился к ней: «Ну как, ты здорова?» – «Да что, Владыка,– отвечала она,– умирать собираюсь» Владыка, помолчав, возразил ей: «Как же ты умрешь, а я-то? Кто же будет за меня молиться?». Она отвечала: «Владыка, за вас молитвенников много, а за меня некому». Владыка сказал: «Нет, нет, будешь жить и будешь за меня молиться». Его предсказание исполнилось, и Александра Мироновна жила после смерти Владыки еще 15 лет. Врачи говорили: «Мы и сердца не слышим. Даже удивительно, как ты можешь жить». Но она жила вопреки всем их прогнозам.
О любви Владыки к своим духовным детям говорит сохранившийся в воспоминаниях случай. Епископ Трифон обратился к начальнице Марфо-Мариинской общины Валентине Сергеевне Гордеевой принять в обитель его духовную дочь, но Валентина Сергеевна отказала ввиду трудностей с питанием и полной укомплектованности приюта при общине. Тогда Владыка поклонился ей в ноги, после чего она уже не смогла отказать ему.
Знаменательным событием в жизни послереволюционной Москвы была последняя служба в Успенском соборе московского Кремля на Пасху 1918 году, которую возглавил епископ Трифон. Владыку любил святитель. Тихон, Патриарх Московский и часто приглашал его служить вместе с ним. В 1923 году он возвел епископа Трифона в сан архиепископа. До того Патриарх наградил его бриллиантовым крестом на клобук. И хотя Владыка был на покое, другие сослужащие архиереи уступали ему место рядом с Патриархом. Иногда он говорил и проповеди во время патриарших служб. Они были великими духовными столпами, которые поддерживали Русскую Церковь в жестокое и многоскорбное для России время. Когда Патриарх Тихон скончался (6 апреля 1925 года), Владыка сказал Слово на его отпевании. В этом Слове он вспомнил об одном разговоре с Патриархом, о котором рассказывает иеродиакон Феофан: «Когда Святейший Тихон вступил в управление Церковью, то Владыка Трифон к нему приехал и рассказал Святейшему о тех поношениях, которые терпел от людей и части московского духовенства».
После кончины патриарха Тихона в 1925 году роль архиепископа Трифона еще более возросла. Находясь формально на покое, он был поистине одним из главных духовных водителей Российского Православия. К нему постоянно шел поток посетителей за советом и по духовным, и по житейским вопросам. Верующий народ уже почитал его как великого архиерея, замечательного проповедника и духоносного старца-подвижника. Его советы и мнения нередко были решающими не только для судеб его многочисленных духовных детей, но и во многих событиях, связанных с судьбой Русской Православной Церкви после революции. В 1931 году в годовщину 30-летия своего епископского служения архиепископ Трифон был возведен в сан митрополита.

Владыка Трифон отпевал старцев Варнаву Гефсиманского, Варсонофия Оптинского, Аристоклия, а также отца Валентина Амфитеатрова.
Оптина пустынь, которую можно назвать духовной колыбелью митрополита Трифона, просуществовала до 1926 года. Последний ее старец Нектарий был сослан в деревню недалеко от Козельска, с запрещением принимать народ. Но верующие тайно продолжали к нему ездить. В 1923 году Владыка Трифон послал Марию Тимофеевну и ее сестру к отцу Нектарию.
Мария Тимофеевна вспоминает один случай, говорящий о прозорливости Владыки: «Владыка жил у Павла Павловича, он приехал с Крестовоздвиженского переулка. Его больше никуда не пускали, и П. П. уступил ему свою комнату, а сам ушел к брату в той же квартире. Один из соседей по квартире, И. О., работал в ГПУ. Он неоднократно предупреждал Варвару Тимофеевну, что ему неудобно жить в одной квартире с архиереем. Так продолжалось шесть месяцев. А сестра не знала, как сказать Владыке. Она не решалась его обижать. Ведь он и так устал. Сестра ему готовила, ухаживала за ним, и Владыка был доволен. К нему туда приходили и архиереи, и духовенство. И. О. был очень вежлив и здоровался с Владыкой. За несколько дней до вызова Владыки он предупреждал Варвару Тимофеевну: «Я больше не могу. Когда Владыка от вас уедет?». Через некоторое время Владыка служил обедню, и пришла повестка из ГПУ явиться ему на допрос. Все очень взволновались и решили ему не говорить, пока он не пообедает. Приезжает Владыка из церкви, очень взволнованный, сел на стул, даже не раздевался: «Варвара Тимофеевна, ну говорите, что случилось?». А она говорит: «Ничего». – «Как ничего не случилось? Случилось». А она: «Владыко, ничего не случилось. Я не знаю, почему вы так спрашиваете… Да ничего не случилось». – «Варвара Тимофеевна! Говорите!» Ну тогда она подает повестку. А он: «Я говорю, чувствую, я знаю!». – «Ну, Владыка, я же не давала, потому что я знала, что вы обедать не будете, вы бы пообедали, я бы вам отдала». А он говорит: «Ну, милая моя, не до обеда». Ну, и он в тот же день уехал. С ним там обошлись очень деликатно: «Там, где вы жили, вы жить не можете, потому что там живет один человек, который не может жить в одной квартире с духовным лицом».
Ел Владыка очень мало. Вернувшись домой после всенощной, он съедал одно яйцо (и то только желток) и выпивал чашку крепкого чаю. В следующий раз он принимал пишу только на другой день после обедни. Свою порцию Владыка обычно не доедал, оставляя большую часть на тарелке. Когда хозяйка жаловалась, он отвечал: «Ну, матушка, я не виноват, что меня мать так приучила».
Добавьте комментарий