ВСЕ В МИРЕ ДВИЖЕТСЯ ЛЮБОВЬЮ.
ИМЕНА
«Любовь, что движет солнце и светила»
Данте Алигьери
«И море, и Гомер – всё движется любовью…»
О. Мандельштам
Руфь – один из самых дивных женских образов ветхозаветного человечества. Книга Руфь развертывает потрясающую панораму верховного владычества Бога над повседневной жизнью.
Имя «Руфь» означает «возвращение», «возвращающая в лоно свое»; другие значения – «красота», «подруга, дружественная», а также «возлюбленная», «спутница».
Духовный подвиг Руфи – избрание пути Божия, следование по нему и труждение в нем. Тогда Сам Господь избирает ее и Руфь «возвращается в лоно свое» – познает свое назначение в жизни и в полноте исполняет его. За свою любовь к Богу и к людям, за подвиг жизни Руфь удостоилась стать праматерью Самого Спасителя мира.
Руфь избрала тот путь, который был предназначен ей от Бога. Она не только избирает путь, но и следует по нему, трудится, в полноте исполняя свое призвание, и тогда избирает ее Господь – она становится женой Вооза и рождает ему сына Овида, который стал отцом Иессея – отца Давида. Так Руфь – иноплеменница стала в ряду праведных жен богоизбранного народа, послуживших величайшему таинству воплощения Спасителя.
Христос скажет впоследствии: «Много званных, а мало избранных» (Мф. 22, 14). На примере Руфи раскрывается духовный смысл этих слов: не только Господь избирает, но и человек прежде избирает путь Божий, и в этом творческом избрании рождается великая радость обретения Истины; человек обретает себя, возвращается к себе, и так исполняются обетования Божии.
Знаменательно то, что Руфь подбирала хлебные колосья в Вифлееме – «городе хлеба», где родится Хлеб Жизни – Христос.
Значение имени Руфи – «подруга» точно выражает ее характер, поскольку взаимоотношения Руфи и Ноемини являются одной из самых прекрасных библейских историй о дружбе. Каждая из них зависит от помощи и защиты другой, чтобы выжить в мире, где господствуют мужчины. Обе они вдовы, что уменьшает их права и делает их более уязвимыми. Мы видим также, как Руфь заботится о Ноемини, какое проявляет трудолюбие и послушание, она даже спрашивает у нее разрешения пойти подобрать колосья. Руфь в своей абсолютной верности поставила заботу о Ноемини выше своих интересов, ибо любовь «не ищет своего» (1 Кор. 13, 5).
В Ветхом Завете едва ли можно найти пример любви более трогательной, кроткой и нежной, чем та, которую явила Руфь. Ее бескорыстная любовь стала отражением любви Господа к Своему народу, и этому Богу Руфь полностью доверилась. Вся повесть о Руфи – это гимн любви, той любви, что «движет солнца и светила». Наивысшим проявлением этой любви была любовь, явленная во Христе, именно на этой любви покоится сегодня доверие христианина к Богу Ноемини и Руфи.
Руфь – одна из самых удивительных женских образов ветхозаветного человечества. Она – единственная из героинь Священного Писания, у которой нет обычных человеческих недостатков. В этом отношении Руфь стоит особняком не только среди героинь Библии, но вообще среди людей. Скромная, нежная, учтивая, верная, ответственная, добросердечная и вместе с тем решительная, Руфь всегда поступала правильно в любой ситуации. Ее жизнь и судьба повествуют о той любви, которая даруется свыше. В те времена, когда человечество еще не знало Матери своей, в светлом образе Руфи чувствуется чистота и благоухание, которые принесла в мир Сама Пресвятая Богородица.
Неприметный на фоне грандиозных событий библейской истории поступок скромной моавитянки, может показаться на первый взгляд простой покорностью судьбе. Однако при более пристальном рассмотрении ее выбор оказывается духовным подвигом, требующим столько же веры, сколько потребовалось Аврааму, чтобы покинуть землю отцов, и столько же дерзновения, сколько потребовалось Иакову, чтобы вступить в поединок с Богом.
Подвиг Руфи ставит ее в один ряд с двумя такими важными символическими образами Ветхого Завета, как жена Лота и блудница Раав, выражающими две противоположные стороны одного нравственного постулата: необходимости безоглядной решимости в тот исключительный для каждого человека миг, когда Бог открывает ему путь из царства греха (ср. Быт. 19 и И. Нав. 2, 6).
Тема любви, доброты, милости является едва ли не главной темой Книги Руфь. Любовь сотворила настоящее чудо в жизни Руфи. Ее все любили за то, что она сама дарила свою любовь. Она доказала, что любовь может поднять человека из бедности и ничтожества, что любовь может дать жизнь чудесному ребенку, что любовь может согревать своими лучами, как солнечный свет, всех, кого она коснется, будь то даже одинокая и несчастная свекровь. Любовь Руфи была столь сильна, что преодолела даже национальные преграды, столь значимые в те времена.
***
Мы уже говорили о том, что на древнем Ближнем Востоке имя почти всегда давалось с надеждой, что оно повлияет на судьбу человека. Книга Руфь дает прекрасную возможность увидеть, как имя действительно дает ключ к пониманию жизни и судьбы каждого из участников этой истории со счастливым концом.
Имя свекрови Руфи – Ноеминь, т. е. «приятная» или «удовольствие» звучало как насмешка над ее бедами. Поэтому она говорит, что зваться Ноеминью после всех горестей, выпавших на ее долю, было бы нелепо, и потому просит называть ее именем «Мара» – «горькая» или «скорбь».
Ноеминь играет в этой истории роль, которую обычно исполняют патриархи: она мудрая и добрая женщина, имеющая большой жизненный опыт, которая заботится о своих невестках, как будто это ее собственные дети. Она уговаривает их быть здравомыслящими и хочет, чтобы после смерти ее сыновей они «нашли пристанище каждая в доме своего мужа» (Руфь 1, 9) в своей стране. Обливаясь слезами, Орфа следует совету свекрови. Руфь же остается с пожилой женщиной, которой она беспредельно предана и которая не может обойтись без ее помощи, также, как Руфь – без защиты и покровительства Ноемини.
Ноеминь, центральная фигура в начальных строках книги, вновь становится главным действующим лицом в конце ее. После того как Руфь родила Воозу сына, имя Ноемини появляется еще раз– с нее снимается проклятие бездетности, и она не остается к старости без наследника,– она стала его нянькой.
Утрата всей семьи и опустошенность теперь вознаграждены полнотой жизни, горечь – радостью. Рождение внука дало ей новую энергию, а поскольку по Божиему провидению его можно было считать законным наследником Елимелеха*, ее радость была совершенной.
* Имя Елимелеха («Бог – мой царь») свидетельствует о том, что он или его родители, по крайней мере, старались служить Богу в те времена, когда немногие способны были считаться с чем-нибудь, кроме собственного мнения. Оно указывает также на знатное происхождение носителя. Имена сыновей Махлон и Хилеон толкуются как «болезнь» и «истощение», чем и могла быть вызвана ранняя смерть обоих сыновей Елимелеха.
Ноеминь взяла на руки новорожденного сына Руфи и прижимала его к своей груди, она чувствовала себя больше чем бабушкой: ее сердце трепетало биением материнским. «У Ноемини родился сын» (Руфь. 4, 17), говорили женщины Вифлеема о рождении сына Руфью. Этот сын был Овид, отец Иессея, отца Давидова. Бабушка и мать сами выбрали имя ребенку – Овид, которое означало «слуга Господа» и выражало надежды всех на этого ребенка.
Следующий образ, раскрываемый через имя – невестка Ноемини Орфа («отворачивающаяся, поворачивающаяся затылком»). Орфа поддается уговорам своей свекрови и возвращается в отчий дом, она идет своим путем и остается верной своему народу, своим богам и привычным нормам жизни. И хотя в тексте книги не высказывается отношение к ее поступку, само имя ее говорит о том, что она отвернулась от возможности совершить подвиг, на который решилась Руфь.
Главными героинями истории остаются Ноеминь и Руфь, но Вооз (близкий родственник Елимелеха), который взял на себя новые достаточно обременительные обязательства, тоже играет немаловажную роль. Ведь он совсем не обязан был брать ответственность за жизнь Ноемини и Руфи. Готовность Вооза принять на себя нелегкую ношу предвосхитила подвиг великого Искупителя, Которому предстояло произойти от него. Особый вклад Книги Руфь заключается в ее проникновенном понимании того, Кто является подлинным Искупителем и Кто один только имеет право и возможность искупить человека, хотя совсем не обязан делать этого. Подвиг, который Он совершит на кресте. И недаром Вооз, имя которого означает «в нем сила» стал прадедом царя Давида.
Предшествовавшая книга Библии заканчивается на печальной ноте: «В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым» (Суд. 21, 25). Книга Руфь заканчивается другими словами: «Иессей родил Давида» (Руф. 4, 22). Эти слова напоминают нам об историческом значении Книги Руфи. За четыре поколения до того, как Бог дал народу Израиля великого царя, Он начал действовать в сердце моавитянки, чтобы привести ее к Израилю. Она стала великой прабабушкой Давида, из числа потомков которого потом выйдет Мессия. Ибо Руфь стала праматерью Христа, одной из четырех женщин, упоминаемых в родословии Спасителя.
Решение Руфи связать свою судьбу с Ноеминью имело далеко идущие последствия, много выше и дальше того, о чем можно было догадаться. Поскольку все иудейские цари принадлежали к династии Давида, моавитянка Руфь имела самых блестящих потомков, и молитва Вооза о том, чтобы она получила полную награду от Господа (Руф. 2, 12), была исполнена самым чудесным образом.
Еще одно важное следствие подвига Руфи – помощь своим соотечественникам-моавитянам. Согласно книге Бытия, Моав был сыном Лота, племянника Авраама. Лот, бежав из Содома, поселился в пещере. Две его дочери родили от него сыновей, считающихся прародителями моавитян и аммонитян. Так что Моав и его потомки несли на себе грех кровосмешения. А Руфь самим вхождением своим в дом Давидов свидетельствует о благоволении Божием к незаконнорожденному потомству Лота. Толкователи Библии считают, что своим обращением к вере в Истинного Бога Руфь искупила ошибки своих далеких предков.
За каждым событием этой удивительной книги видится Божие провидение, господствующее над человеческой жизнью. Автор Книги Руфь мог видеть лишь часть Божественного плана, завершенного в Давиде, но современный читатель может включить эту часть в единое целое, ибо искупление всего человечества произошло через великого Сына Давидова. Автор Книги Руфь чувствовал присутствие руки Божией в личных обстоятельствах, в жизни семей и каждого человека; он призывал людей оглянуться назад на прошлые события и проследить за чудными делами Божиими, увидеть излияния Его милости в их жизни. События говорят сами за себя. И в личной жизни, и в истории Бог осуществляет Свои благие цели, ибо Он и только Он является истинным Владыкой жизни и смерти…
Руфь присоединилась к избранному народу в начале жатвы, когда праздновалась святая Пятидесятница – для древних евреев праздник не только жатвы, но и дарования Закона на Синае. То было предзнаменование Жатвы – исполнение мессианского служения Господа Иисуса Христа – не только как Спасителя израильтян, но и язычников.
Книга Руфь может быть прочитана по-разному. Ее можно понять через глубокие духовные символы, раскрывающие дивный Божественный план спасения мира. Но можно бесконечно читать и перечитывать ее, как один из самых прекрасных рассказов о любви, которые когда-либо были написаны. Любовь – это закон жизни Богом сотворенного мира. Вспомним еще раз последнюю строку великой поэмы Данте: «Любовь, что движет солнце и светила»! Поэтому закончить эту главу хочется призывом ко всем кто доберется до этой страницы:
Читайте и перечитывайте Книгу Руфь!
Она с непреложной убедительностью
доказывает истину о том,
что всё в мире движется любовью!
Александр Трофимов
Фигура Руфи в хлебном поле в веках остается символом любви, верности и полного доверия Богу.
***
СПЯЩИЙ ВООЗ
Усталый, лег Вооз у своего гумна.
Весь день работали, и он трудился тоже,
Потом обычное себе устроил ложе
У вымеренных куч отборного зерна.
Немало ячменя собрал он и пшеницы,
Но жил как праведник, хотя и был богат;
И в горнах у него не распалялся ад,
И грязи не было в воде его криницы.
Серебряным ручьем струилась борода
У старца щедрого. Коль нищенка, бывало,
Упавшие с возов колосья подбирала:
«Побольше сбросьте ей»,– он говорил тогда.
Не знал кривых путей и мелочных расчетов,
Одетый в белое, как правда, полотно.
Для бедных доброе текло его зерно,
Как из открытых всем, из общих водометов.
Любил родню и слуг, работал на земле,
Копя, чтоб отдавать, хозяин бережливый.
А жены думали: «Пусть юноши красивы,–
Величье дивное у старца на челе».
Тот возвращается к первичному истоку,
Кто в вечность устремлен от преходящих дней.
Горит огонь в очах у молодых людей,
Но льется ровный свет из старческого ока.
***
Итак, Вооз лежал у своего гумна.
Окончен страдный день – и в сладостной истоме
Вокруг него жнецы заснули на соломе…
То было в давние, иные времена.
Израиль жил в шатрах, согласно выбирая
Судью для всех племен. Земля, еще храня
Следы каких-то ног чудовищных, со дня,
Как миновал потоп, была совсем сырая.
***
И как Иаков спал и как Юдифь спала,
Так ныне спал Вооз. И над скирдами хлеба
Чуть приоткрылась дверь раскинутого неба,
Чтоб греза странная на спящего сошла.
Увидел он, дивясь, как у него из чрева
Потомков длинный ряд – огромный дуб восстал.
И некий царь вещал внизу под сенью древа,
И некий бог вверху в мученьях умирал.
Но голосом души в смятенье и в испуге
Вооз шептал: «Увы! Обманчив сонный бред.
Я прожил более восьмидесяти лет
И сына не имел, и нет моей подруги.
От ложа мужнего ты взял ее, творец,
И на твоем она теперь почиет ложе.
Но, разлученные, мы с нею слиты все же:
Она во мне жива, а я почти мертвец.
Потомство от меня? Ужель поверю бреду?
С мечтой о сыновьях проститься мне пора.
Да, юность нам дарит чудесные утра,
Из ночи день встает и празднует победу
Но вот я одинок, мой вечер подошел,
И, старец, я дрожу, как зимняя береза.
К могиле клонится теперь душа Вооза,
Как тянется к ручью на водопое вол».
Так говорил Вооз, и в небосвод полночный
Незрячий взор его был смутно устремлен.
Как розы под собой не видит ясень мощный,
У ног своих жены еще не чуял он.
***
Пока Вооз дремал, совсем неподалеку
Моавитянка Руфь легла, открывши грудь,
И сладко маялась, и не могла уснуть,
И с тайным трепетом ждала лучей востока.
Вооз не знал, что Руфь у ног его легла,
А Руфь не ведала, какой послужит цели.
Отрадно и свежо дышали асфодели;
По призрачным холмам текла ночная мгла.
И ночь была – как ночь таинственного брака;
Летящих ангелов в ней узнавался след:
Казалось иногда – голубоватый свет,
Похожий на крыло, выскальзывал из мрака.
Дыханье спящего сливалось в темноте
С журчаньем родников, глухим, едва заметным.
Царила тишина. То было ранним летом,
И лилии цвели на каждой высоте.
Он спал. Она ждала и грезила. По склонам
Порою звякали бубенчики скота;
С небес великая сходила доброта;
В такое время львы спускаются к затонам.
И спал далекий Ур, и спал Еримадеф;
Сверкали искры звезд, а полумесяц нежный
И тонкий пламенел на пажити безбрежной.
И, в неподвижности бессонной замерев,
Моавитянка Руфь об этом вечном диве
На миг задумалась: какой небесный жнец
Работал здесь, устал и бросил под конец
Блестящий этот серп на этой звездной ниве?
(Гёте)
«Твоею древле силы сотвориша дщери, Господи,/ Анна, и Иудифь, и Девора, Олда, Иаиль же, / Есфирь, Сарра, Мариам же Моисеева, / Рахиль, и Ревекка, и Руфь, велемудрыя».
(Из богослужения Недели святых праотец)
Добавьте комментарий